Фокусник из Люблина - [48]

Не спеша поднялся по лестнице. Нога теперь досаждала меньше. Позвонил, и Ядвига тотчас же отворила. Улыбнулась и доверительно сообщила: «Пани ждет вас… Еще со вчера…»

— Что новенького?

— Да ничего. Ах, да, есть кое-что. Пан Яша, может, помнит, я рассказывала про пана Заруцкого и его глупую прислугу, мою колежанку. Так вот, вчера там ограбление было.

У Яши во рту пересохло.

— Что украли? Все ценности унесли?

— Нет, вор испугался и убежал. Прыгнул с балкона. Его ночной сторож видел. И не спрашивайте, что тут было. Старик устроил скандал. Ужасную сцену! Хотел ее уволить. Полиция была. Она так плакала, так плакала, что сердце разрывалось… Вы подумайте! Ведь тридцать лет в одном доме! Тридцать лет!

Она рассказывала это с каким-то тайным удовольствием. Неприятности подруги доставляли ей странное удовлетворение. Глаза зло сверкали. Такого за ней Яша раньше не замечал.

— Не везет ворам в Варшаве.

— Да, не каждому везет. Пусть пан пройдет в гостиную. А я пойду доложу хозяйке.

Яше казалось, Ядвига даже помолодела. Она теперь не ходила, а будто летала. Войдя в гостиную, он присел на диван. Конечно, заметит, что у меня с ногой не все в порядке. Скажу, что упал. А может, лучше упомянуть об этом самому, прямо сразу. Так будет меньше подозрений. Яша думал, Эмилия прибежит сразу же, но она почему-то медлила дольше обычного. Это она решила отплатить мне за последнюю ночь, подумал он. Наконец послышались шаги. Отворилась дверь, вошла Эмилия. На ней было светлое платье. Видимо, новое. Он поднялся, но не подошел к ней сразу.

— Что за прелестное платье!

— Вам нравится?

— Изумительно! Повернитесь. Позвольте рассмотреть сзади.

Эмилия повернулась, и Яша воспользовался моментом, чтобы прихромать поближе.

— Великолепно! Потрясающе!

Она опять обернулась.

— А я-то боялась, вам не понравится. Что случилось вчера? Из-за вас я всю ночь не спала.

— Что же вы делали, раз не спали?

— Что можно делать ночь напролет? Читала, ходила взад-вперед. В самом деле, я беспокоилась за вас. Подумала было, вы уже… — она оборвала себя.

Как могла она читать, подумал Яша, если в спальне не было света? Хотел возразить. Но не стал, понимая, что после такого признания ему ничего не останется, как уйти прочь. Эмилия наблюдала за ним. Во взгляде было и любопытство, и обида, и преданность. По некоторым незначительным признакам Яша понял: она жалеет, что отказала ему прошлой ночью, и теперь готова исправить ошибку. Эмилия нахмурила брови, будто пытаясь проникнуть в его мысли. Он тоже незаметно разглядывал ее. Казалось, за эти дни Эмилия постарела на несколько лет. Так бывает с человеком после тяжелой болезни или глубоких переживаний.

— Вчера случилась неприятность, — сказал он.

Лицо ее побледнело: «Что же?»

— На репетиции я упал и повредил ногу.

— Иногда думаю, и как вы выдерживаете все это, — проговорила она с упреком. — Много берете на себя: хотите быть сверхчеловеком. Даже если вам дарован талант, не стоит расточать его, особенно за те деньги, что вы получаете. Вас не ценят совершенно.

— Да, я слишком выкладываюсь. Такой уж у меня характер.

— Да, это и благословение, и проклятие, все вместе… Ходили уже к доктору?

— Нет еще.

— Чего же вы ждете? Ведь премьера через несколько дней!

— Да знаю я, знаю.

— Присядьте-ка. Я чувствовала, что-то плохое случилось. Вы собирались прийти, а не пришли. Не знаю, отчего, но я не спала. Проснулась в час ночи и больше глаз не сомкнула. Было странное чувство, что ты в опасности… — неожиданно было, что она обращается к нему так интимно, на «ты». — Уговаривала себя, что страхи мои смешны. Не хотелось быть суеверной, но никак было не избавиться от этих ощущений. Когда это случилось? В котором часу вы упали?

— И в самом деле, это было ночью.

— В час?

— Около того.

— Я знала это. Хотя и не могу представить, каким образом. Села в кровати и начала молиться за вас, безо всяких на то резонов. Галина тоже проснулась, пришла ко мне. Что-то такое есть в этой девочке, непонятное, необъяснимое. Какая-то странная связь между нами. Если я не могу заснуть, она тоже не спит, а ведь я стараюсь не производить ни малейшего шума. Что же случилось? Прыжок?..

— Да, я прыгнул.

— Надо немедленно пойти к доктору, и, если он запретит выступление, придется его послушаться. С этим не шутят, особенно в вашем случае.

— Театр прогорит.

— Пускай. Со всяким может случиться. Только бы нам быть вместе, а я о вас позабочусь. Вы не слишком хорошо выглядите. Подстриглись?

— Нет.

— А вид такой, подстриглись. Знаю, вы подумаете, это смешно. У меня несколько дней такое предчувствие. Нет, не надо слишком уж беспокоиться, не какое-то большое несчастье, но что-то определенно было. Пыталась сохранить присутствие духа. А уж когда вплоть до сегодняшнего утра от вас не было никакой весточки, я просто места себе не находила, впала в отчаяние, даже собралась к вам домой. Как объяснить такое?

— Ничего тут нельзя объяснить.

— Можно мне посмотреть твою ногу?

— Позже, не сейчас.

— Хорошо, дорогой. Но кое-что важное мне надо обсудить с тобой. Очень-очень важное.

— Что такое? Говори же.

— Нам надо иметь определенный план. Может, то, что я говорю, дурной тон. Но ведь мы оба, и ты, и я, уже не малые дети. Я больше не могу выносить это ожидание, неопределенность. Все повисает в воздухе… Я просто-напросто больна от этого. По натуре я вовсе не легкомысленна. Мне надо в точности знать, где я нахожусь, на каком я свете. Галина должна продолжать учебу, ей нельзя терять следующий семестр. Ты обещаешь и снова обещаешь, тысячи обещаний, но все остается по-старому. Теперь, когда ты обо всем сказал Галине, от нее покоя нет. Галина — умница, но ребенок есть ребенок. Понятно, мне не следует говорить с тобой сейчас, когда у тебя и так неприятность, но не могу выразить, что я переживаю. А в довершение всего я тоскую по тебе ужасно. В момент, когда ты говоришь «до свидания» и за тобой закрывается дверь, начинаются адские муки, возникает странное чувство: будто я на льдине, которая может разломиться в любую минуту, и я уйду под воду. Да, я, похоже, становлюсь вульгарной, теряю всякий стыд.