Фокусник из Люблина - [45]
— Хулиганы напали.
— Где? Когда?
— Этой ночью. На Генсей.
— Что вы там делали, на Генсей?
— Надо было навестить кое-кого.
— Что за хулиганы такие? Почему они вам брюки порвали?
— Ограбить хотели.
— Во сколько это было?
— Что-то около часу ночи.
— Вы обещали, что будете рано ложиться. А в итоге шляетесь где-то, ввязываетесь в уличную драку. Ведите же себя благоразумно.
Яша ощетинился.
— Вы не отец мне. И не приставлены следить за хорошими манерами.
— Нет, конечно. Но у вас есть имя. Есть репутация. Надо поддерживать ее. Приходится смотреть за вами, будто я и есть отец. Едва лишь вы открыли дверь, я заметил, что вы хромаете. Будьте добры, заверните брючину, а еще лучше, снимите штаны совсем. Ничего у вас не получится. И чего вы добьетесь, меня обманывая?
— Да, я подрался.
— Наверно, и надрался.
— Ну, конечно, еще и убил несколько человек… — саркастически подхватил Яша.
— Ха! Осталась всего неделя до премьеры. И вы могли бы приобрести большое имя. Появились бы в Екатеринославе, и вся Россия перед вами. Вместо этого вас носит неизвестно где, и притом ночью. Заверните брюки повыше. И кальсоны тоже.
Яша сделал, как было велено. Под левым коленом кровоподтек, багрово-синий, сильно содрана кожа вокруг. Подштанники в крови. Вольский глядел на все это с немым упреком.
— Что они с вами делали?
— Меня ударили.
— Брюки в известке. А что там снизу? Конский навоз?
Яша хранил молчание.
— Почему вы не сделали примочку? Хотя бы холодной водой.
Яша не отвечал.
— Где Магда? Никогда она в это время не выходит.
— Пане Вольский, вы пока еще не следователь, а я — не грабитель банка. Прекратим этот допрос.
— Да, я не отец и не следователь, но это я, именно я за вас отвечаю. Это именно моя репутация поставлена на карту — не ваша. Простите, я не желал вас обидеть. Ведь когда вы пришли ко мне — то был простой фокусник, что представляет на базарной площади за несколько грошей. Это я вытащил вас из грязи. Теперь, когда вы на волне успеха, лезете на рожон, напиваетесь, и не знаю, что там еще… Идет уже последняя неделя, надо репетировать, а вы даже не показываетесь в театре. По всей Варшаве афиши, они кричат, что вы оставите позади любого фокусника, кто бы он ни был, хоть из нынешних, хоть из прежних. А вы калечите ногу и даже не зовете доктора. Не раздевались со вчерашнего дня. Небось, прыгнули из какого-нибудь окна, — произнес Вольский уже другим тоном.
По спине у Яши прошла дрожь.
— Почему это из окна?
— Без сомнения, убегали от какой-нибудь замужней красотки. Наверно, муж появился неожиданно. В таких делах вы понимаете. Я-то уже стар для этого… Раздевайтесь и ложитесь в постель. Да, вас одурачили, но это не кто иной, как вы сами. Сейчас вызову доктора… Все газеты только и пишут про ваше сальто на канате… Повсюду только об этом и разговору. И вдруг вы такое сделали… Если сейчас провалитесь, все кончено.
— К премьере я буду здоров.
— То ли да, то ли нет. Раздевайтесь. Хочу посмотреть и на другую ногу после вашего прыжка.
— А сколько сейчас времени?
— Десять минут двенадцатого.
Яша открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент услыхал, как поворачивается в двери ключ. Это Магда. Она вошла, и Яша вытаращил глаза. На ней было нарядное платье по последней моде, соломенная шляпка с цветами и вишнями, ботинки с высокой шнуровкой. Со вчерашнего вечера она как будто стала стройнее, смуглее, старше. Только прыщи и лишаи по-прежнему покрывали лицо и шею. Увидав Вольского, Магда пришла в изумление, попятилась обратно к двери. Вольский снял шляпу. Волосы на голове слиплись, будто на нем плохой парик. Поклонился. Черные глаза увлажнились. Он переводил взгляд то на Яшу, то на Магду — смотрел с изумлением и с отеческой заботой.
3
«Панна Магда, — проговорил Вольский не слишком твердо — тоном человека, который читает мораль, но делает это очень неохотно, — нам с вами, вдвоем, придется смотреть за ним… Это же ребенок… Артисты — как малые дети, иногда и того хуже… Погляди-ка, что он с собой сделал!..»
— Пожалуйста, пане Вольский, больше ни слова! — воскликнул Яша.
Магда ничего не сказала, только молча глядела на голую Яшину ногу, разглядывала рану.
— Куда это ты ходила в такую рань? — спросил Яша. Такой вопрос, мгновенно сообразил Яша, мог бы увести разговор в другое русло — чтобы не обсуждать, почему он не ночевал дома. Однако же было поздно. Магда подалась вперед. Зеленые глаза ее загорелись. Она шипела, как разъяренная кошка.
— Потом расскажу, я-то во всем отчитаюсь.
— Что такое между вами? — спросил Вольский ворчливо, тоном старого родственника. Никто ничего не ответил, и он продолжал: — Ну, ладно, пойду за доктором. Приложите холодный компресс. Может, в доме найдется йод? Если же нет, принесу из аптеки.
— Пане Вольский, не хочу я никакого доктора! — твердо сказал Яша.
— Вот еще! Почему нет? Всего шесть дней до премьеры. Люди уже заранее купили билеты. Полтеатра закуплено.
— Я готов к премьере.
— Нога не заживет сама по себе. И что это вы так боитесь доктора?
— Мне надо еще сегодня быть кое-где. А к доктору я после схожу.
— Куда это вы собрались? Да вы не доберетесь никуда с такой ногой!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.
В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Мишель Турнье не только входит в первую пятерку французских прозаиков, но и на протяжении последних тридцати лет является самым читаемым писателем из современных авторов — живым классиком. В книге «Пятница, или Тихоокеанский лимб» Турнье обращается к сюжету, который обессмертил другого писателя — Даниеля Дефо. Однако пропущенный сквозь призму новейшей философии, этот сюжет не просто переворачивается, но превращается в своего рода литературный конструктор, из которого внимательный читатель сможет выстроить свою версию знаменитого романа.
Живой классик латиноамериканского романа, перуанский писатель №1 – Марио Варгас Льоса (р. 1936) хорошо известен русскому читателю по книгам «Город и Псы», «Тетушка Хулия и писака» и др. «Литума в Андах» – это та сложная смесь высокой литературы, этнографического очерка и современного детектива, которую принято называть «магическим реализмом».Сложно остаться в стороне от политики в стране, традиционно для Латинской Америки охваченной братоубийственной гражданской войной. Литума, герой романа, – полицейский, которому поручено вести дела в небольшом поселке, затерянном в Андах, прикладывает все силы, чтобы удержаться в стороне от разворачивающихся событий, но в конце концов это не удается и ему.
Как в российской литературе есть два Ерофеева и несколько Толстых, так и в японской имеются два Мураками, не имеющих между собой никакого родства.Харуки пользуется большей популярностью за пределами Японии, зато Рю Мураками гораздо радикальнее, этакий хулиган от японской словесности.Роман «69» – это история поколения, которое читало Кизи, слушало Джими Хендрикса, курило марихуану и верило, что мир можно изменить к лучшему. За эту книгу Мураками был награжден литературной премией им. Акутагавы. «Комбинация экзотики, эротики и потрясающей писательской техники», – писала о романе «Вашингтон пост».
«Лесной царь» — второй роман Мишеля Турнье, одного из самых ярких французских писателей второй половины XX века. Сюжет романа основан на древнегерманских легендах о Лесном царе, похитителе и убийце детей. Использование «мифологического» ракурса позволяет автору глубоко исследовать феномен и магическую природу фашизма…Роман упрочил славу Турнье и был удостоен Гонкуровской премии. В 1996 году по роману был поставлен фильм, главную роль в котором исполнил Джон Малкович.