Фокусник из Люблина - [34]
— Нет, не сестра.
— Как я погляжу, могла и теткой вам приходиться.
4
— Герман, тебе пора идти, — вмешалась желтоволосая. — Тебя же люди ждут.
— Пускай подождут. Я тоже долго ждал. Там, где я живу, никто не спешит. Испанец на все говорит «маньяна» — завтра. Он ленив и всегда желает лишь одного — убраться домой. Там у нас степи — «пампа» называется — и там скот пасут. Когда «гаучо», как они себя называют, проголодается, так ему даже лень бычка убить. Берет топорик и отрубает бифштекс прямо из живого бычка. Так и жарит. А уже потом обдирает шкуру. Лень даже заранее разделать. Говорит, так вкуснее. Евреи наши не такие ленивые и делают там «песо» — так деньги называются. Все хорошо, да вот незадача: слишком много мужчин туда приезжают и очень мало дочерей Евы. А мужчина без женщины — разве это человек? Полчеловека. Так сказано в Талмуде. Девушки там на вес золота. Я не в плохом смысле говорю. Они выходят замуж, и все. Дело сделано. Если не подошла, пиши пропало. Там развода не признают. Будь она хоть сущая змея, раз женился, все — так их законы говорят. Что же остается делать? Мужчина берет ноги в руки, рюкзак за плечи — и куда глаза глядят. Чем сестре вашей идти в прислуги, стирать чужие подштанники, пускай лучше попробует получить, что она хочет. Там, в Аргентине.
— Да не сестра она мне.
— А если и сестра, что из того? В Буэнос-Айресе нас метрики не интересуют. Хороший род — это на могильном камне выбить прилично. А когда к нам приехал — все равно что заново родился. Что за фокусы вы показываете?
— Да любые.
— А в карты играете?
— Случается.
— На пароходе делать совершенно нечего. Если бы не карты, спятить можно. Жарища адская. А когда пересекаешь это — как его? — экватор, сдохнуть можно. Солнце жарит прямо над головой. Даже по ночам жара. Выйдешь на палубу, вообще зажаришься — пекло, как в духовке. Так что остается? Карты. По дороге сюда один хотел надуть меня. Что делать? Смотрю на него и говорю: «Братец, а что у тебя торчит из рукава? Уж не пятый ли туз?» Он с кулаками, да меня на испуг не возьмешь. У нас там у каждого револьвер. Не будешь казак, из тебя кнедлей понаделают. Я там всегда с оружием. Хотите глянуть на аргентинский револьвер?
— Почему нет? У меня тоже револьвер есть.
— А вам для чего? Для фокусов этих ваших?
— Может, и так.
— Во всяком случае, он понял, что имеет дело не с деревенским простаком. И колоду метить хотел, но тут я его за руку схватил. Зевтл говорила, вы и карточные фокусы умеете показывать. А какие?
— У меня без обмана.
— И что?
— Давайте колоду. Покажу.
— Герман, тебе пора, — сказала фрау Милц раздраженно.
— Погоди, не лезь. Никуда дела не денутся. А если и так, черт с ними. Пускай катятся куда хотят. Знаете что? Пойдемте-ка в комнату и подзакусим немножко.
— Да я не голоден, — соврал Яша.
— И не надо. Аппетит приходит во время еды. Здесь, в Польше, не понимают, что это такое — есть по-настоящему. Лапша да куриный бульон, и опять куриный бульон с лапшой. А что такое лапша? Да одна вода и мука впридачу. Набил брюхо, и все. Другое дело испанец. Этот всегда позаботится о приличном куске мяса, душу в это вложит. Придешь к нему домой, а он средь бела дня валяется, как колода. Жарища адская, мухи кусаются, кровь пьют, прямо как пиявки. Жизнь начинается только ночью. Это летом. Ну, а если у кого найдутся деньги, чтобы заплатить за ужин или пойти к проститутке, он скорее выберет второе. Но с голоду никто не умирает. Водку пьете?
— Иногда.
— Пойдемте, выпьем по стаканчику. Рейзеле, собери нам чего-нибудь, — сказал Герман, обращаясь к желтоволосой. — Испанец страсть как любит всякие фокусы. Душу отдаст, только покажи, — продолжал Герман, обращаясь опять к Яше. В следующей комнате стоял лишь стол, накрытый клеенкой, диван да платяной шкаф. С потолка свисала керосиновая лампа. Она едва горела, и Герман вывернул фитиль. Повсюду стояли чемоданы с наклейками, масса ящиков и коробок. На спинке стула — пиджак, на стуле — трость с серебряным набалдашником, крахмальный воротничок. Даже в самом воздухе, казалось, витает аромат дальних берегов, заморских стран. На стене две фотографии: женщины в парике и мужчины с большой белой бородой.
— Сестрица принесет сейчас чего-нибудь вкусненького. Могла бы позволить себе квартиру получше, да так привыкла тут, что и переезжать не желает. Там у нас дома не такие высокие, и все происходит прямо во дворе. Называется «патио». Испанец терпеть не может подниматься по лестнице. Сидят во дворе всем семейством, пьют чай, «матэ» по-ихнему. Каждый делает по глотку через одну и ту же соломинку. Так это и переходит от одного к другому. Чтоб дать вам представление о вкусе — это нечто вроде содовой с лакрицей. А вот в Северной Америке, к примеру, там они табак жуют. Одно поймите — везде, во всем мире одно и то же. И в Буэнос-Айресе никто людей не ест. Вот хоть на меня поглядите — никто же меня не съел.
