Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док... - [33]

Инспектор Карри перебил его.

— Вы услышали выстрелы? Откуда?

— Из тумана, инспектор. — Алекс взмахнул холеными руками. — Из тумана. Это и было самым изумительным.

— И вам не пришло в голову, что случилась беда?

— Беда? С какой стати?

— Разве выстрелы такая уж обычная вещь?

— Ах, я же знал, что вы не поймете! Выстрелы вписывались в сцену, которую я создавал. Выстрелы были мне нужны. Опасность — опиум — безумие… Не все ли мне равно, что это было в действительности? Может быть, выхлопы грузовика на дороге? Или браконьер стрелял кроликов?

— На кроликов здесь ставят капканы.

Алекс неудержимо несся дальше:

— А может, это ребенок забавлялся фейерверком. Я даже не подумал о них как о реальных выстрелах. Я мысленно был в портовом притоне, вернее, в задних рядах кресел и смотрел на притон.

— Сколько было выстрелов?

— Не знаю, — нетерпеливо сказал Алекс. — Два или три. Два подряд, это я помню.

Инспектор Карри кивнул.

— Вы, кажется, сказали, что слышали топот бегущих ног? Откуда?

— Из тумана. Где-то возле дома.

Инспектор Карри сдержанно пояснил:

— Это может указывать на то, что убийца Кристиана Гулбрандсена появился снаружи.

— Разумеется. Не хотите же вы сказать, что его убил кто-нибудь из домашних?

Все еще осторожничая, инспектор Карри ответил общей фразой:

— Мы вынуждены учитывать все возможности.

— Видимо, да, — великодушно согласился Алекс Рестарик. — Как ваша работа должна иссушить душу, инспектор! Подробности, время, место — как же все это мелко! И ради чего? Разве это вернет к жизни несчастного Кристиана Гулбрандсена?

— А удовлетворение, мистер Рестарик, когда удается поймать преступника?

— О, это уже явно влияние Дикого Запада![49]

— Вы хорошо знали мистера Гулбрандсена?

— Не настолько, чтобы его убить, инспектор. Я иногда встречался с ним, потому что жил здесь в детстве. Он появлялся ненадолго. Это был один из наших промышленных боссов. Тип, который меня не интересует. Кажется, он собирал скульптуры Торвальдсена[50].— Алекс содрогнулся. — Это говорит само за себя, не правда ли? Боже! У богатых свои причуды!

Инспектор Карри задумчиво смотрел на него. Потом спросил:

— Вы интересуетесь ядами, мистер Рестарик?

— Ядами? Дорогой инспектор, неужели же он был сперва отравлен, а потом еще и застрелен? Это был бы самый безумный детектив!

— Он не был отравлен. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Яды, конечно, обладают некоторой притягательностью… Это нечто более утонченное, чем револьверная пуля или какой-нибудь пошлый кинжал. Что же касается специальных познаний в этой области, то их у меня нет.

— Держали ли вы у себя когда-нибудь мышьяк?

— Чтобы подсыпать кому-то в сандвичи после спектакля? Неплохая идея. Вы не знаете Розу Глайден? Эти актрисы воображают, будто они известны всем. Нет, о мышьяке я никогда не думал. Его, кажется, можно извлечь из гербицида[51] или из липучки для мух.

— Как часто вы здесь бываете, мистер Рестарик?

— Раз на раз не приходится, инспектор. Иногда не бываю по многу недель. Но по мере возможности стараюсь приезжать на выходные. Я до сих пор считаю Стоунигейтс родительским домом.

— И миссис Серроколд поощряет это?

— Вы не представляете, скольким я обязан миссис Серроколд, я перед ней в вечном долгу… Столько понимания, сочувствия и любви…

— А еще, кажется, немало наличных денег?

На лице Алекса выразилось легкое отвращение.

— Она считает меня своим сыном и верит в меня, в то, что я делаю.

— Она когда-нибудь говорила с вами о своем завещании?

— Да, конечно. Но могу я спросить вас о цели ваших вопросов, инспектор? С миссис Серроколд что-нибудь случилось?

— Надеюсь, что нет, — мрачно сказал инспектор Карри.

— Что могут означать ваши слова?

— Если вы их не понимаете, тем лучше, — ответил инспектор. — А если понимаете, пусть они будут для вас предостережением.

Когда Алекс ушел, сержант Лейк сказал:

— Строит из себя не поймешь кого.

Карри покачал головой.

— Трудно сказать. Может быть, он и в самом деле талантлив. А может, просто любит пошиковать да перед кем-нибудь покрасоваться. Неизвестно. Говорит, будто слышал чей-то топот. Готов спорить, что это он выдумал.

— С какой-то целью?

— Именно с особой целью. Нам пока неясно, с какой. Но мы докопаемся.

— Возможно, сэр, что один из их парнишек все-таки сумел тайком выбраться из здания Школы. Среди них могут быть и взломщики, а если так…

— Именно это нам и хотят внушить. Очень удобная для всех версия. Голову даю на отсечение, что на самом деле все совсем не так.

2

— Я сидел за роялем, — сказал Стивен Рестарик, — и тихонько бренчал, когда началась ссора между Льюисом и Эдгаром.

— Что вы в этом момент подумали?

— По правде сказать, не принял всерьез. У бедного малого бывают подобные приступы злобы. Он, конечно, не то чтобы псих. Он, так сказать, выпускает пар. Ведь все мы подтруниваем над ним, особенно, конечно, Джина.

— Джина? То есть миссис Хадд? Почему же особенно она?

— Потому что она женщина. И красивая женщина. И потому, что она находит его смешным. Она наполовину итальянка, а у итальянцев есть некая врожденная жестокость. У них нет сочувствия к старым, уродливым и прочим убогим. Они тычут в них пальцами и насмешничают. Именно это проделывает Джина. Не впрямую, конечно. Она его не считает за человека. Нелепый, надутый, а в глубине души неуверенный в себе. Он хочет произвести впечатление, а выглядит просто глупо. Но ей нет дела до того, что бедняга очень страдает.