Фобос - [5]

Спустившись сразу в реакторный отсек, он отметил, про себя, что в воздухе стоит запах озона, смешанный с запахом палёной резины:

— Не иначе, опять проводку пробило, или Горидзе поторопился, «торопыга», а может, блуждающие огоньки хулиганят, испуская ослепительно-голубое свечение?

К прогулкам «Огней святого Эльма», вдоль высоковольтной проводки, обитатели инженерных отсеков и хранители коммуникаций, уже давно привыкли. В отличие от парусного флота, где электрический разряд концентрируется, только на остроконечных предметах, здесь, короткоживущие сгустки путешествуют вдоль кабелей, находящихся под высоким напряжением. Проводив взглядом в последний путь очередное электрообразование, Виноградов спустился ниже, в ремонтный блок, где он и застал главного инженера Пьера Габо, которого штурман за глаза называл Гиббоном, в отместку за то, что первый именовал Вона Макакой. Пьера командир обнаружил за рутинной работой. Рутина заключалась в том, что тот, как всегда, монотонно и нудно долбил разводным ключом, по какой-то болванке. Облупленная краска, свисающая с космических стрингеров и бимсов лохмотьями, колыхалась в такт ударам, готовая отвалиться в любой момент, ссыпавшись кучей разноцветной мозаики. Сколько покраски выдержали эти стены, почему-то, ходящие, чуть ли не ходуном? Командиру стало страшно, при одной мысли, что они развалятся, а инженер продолжал с остервенением колотить железяку.

— Быстро он освоил русский ремонт, — подумал про себя Виноградов, а вслух произнёс. — Ты не боишься её в конец доконать?

— Я? — удивился Пьер. — Да это простая болванка! Я на ней свинец отковываю, на прокладку для двигателя.

— А?! — опешил командир и не произнеся ни слова, вышел.

Гиббон, довольный произведённым эффектом, отбросил ключ в сторону и разогнул затёкшую спину. Он давно изучил привычки командира корабля и знал, что тот должен появиться с минуты на минуту. Свинцовая прокладка, для тахионного двигателя, сделанная вручную — это нечто! Фабричные изделия имели совсем другой материал и менять их на кустарщину… Он оглядел по монитору двигательный отсек, в котором, за него всё делали роботы смотрители, а ему оставалась только функция контроля, в которой, человеку не отводилось никакой роли — даже кнопкодавителя.

Виноградов, догадавшийся, что его дурят самым бесстыдным образом, продолжил обход. Следующим пунктом значился инженер — оружейник. Выйдя к намеченному отсеку, Анатолий Андреевич вошёл в контрольный пункт орудийных установок и метеоритной защиты. Повсюду валялись вещи, не относящиеся к защите корабля, то есть — был полный бардак. Оружейник Пётр Викторович Гаврилов осматривал своё хозяйство, переключаясь, с одного на другое — оба имели весьма скромные характеристики. На третье имущество, он давно не глядел — оно не проходило по ведомости корабельного инвентаря, подлежащего сертификации. Пульт ручного управления тускло мерцал светодиодами, как новогодняя гирлянда, что наводило на подозрение о неисправности комплекса. Световая феерия добавляла свою лепту в царивший, в помещении, хаос. Командир остался незамеченным, стоя в проёме двери и смотря в спину Гавриле, как окрестили его сослуживцы, а последний был порядочным неряхой, и это чувствовалось во всём. Виноградов небезосновательно побаивался, что эта разруха коснётся и корабельного оборудования. Имеющий нескладную фигуру, инженер отличался резкими движениями и несуразными пируэтами, которые он выделывал руками и ногами всякий раз, когда наступал нервный период времени. Роговые очки, болтающиеся на его носу, при этом запотевали, а тощее лицо краснело.

Корвет нёс стандартное вооружение: оснащенный пушкой Гаусса, имеющей, воистину, корабельные размеры и отлично зарекомендовавшей себя в полевых условиях Земли, где господствовали черепашьи скорости, она была совершенно непригодна во вселенской бездне, потому что тут преобладали

скорости космические. Любой корабль или спутник, в разы превосходил по шустрости заряд пушки, и мало чем уступал ей, в динамике ускорения. Единственно эффективно пушка годилась для стрельбы в упор по неподвижным мишеням или по станциям, из которых, маленькое отверстие быстро высасывало воздух, замещая его вакуумом. И то, только у старых, не имеющих стен — бутербродов. Пара боевых лазеров, испускающих смертоносные лучи в обе стороны: и спереди, и сзади — ставило это оружие в разряд проблематичных, к тому же пожирающих энергию с таким аппетитом, что на Земле лампочки затухали, работая вполнакала, а на самом корвете, после единственного выстрела, можно было устраивать банный день и менять рассыпавшуюся в прах термокерамику. Выстреливающиеся за пределы корабля одноразовые протонные капсулы, из которых и вёлся огонь, только-только поступали на вооружение. Ещё имелся мазер — СВЧ излучатель, поглощающий энергию ещё сильнее. Это весь джентльменский набор оружия, какой земной корвет мог противопоставить предполагаемому инопланетному агрессору.

Электромагнитные щиты защищали не хуже, чем сатиновые трусы от пули 5,45 калибра, выпущенной из автомата Калашникова. Огромный комплекс конденсаторных батарей работал на два фронта: и на пушку, и на защиту. В последней, потребность испытывалась больше, чем в бесполезной Гаусске, потому что метеориты не дремали и, находясь в постоянном движении, так и норовили вышибить мозги из мирного корабля. Лазеры подкачивались с ходовой установки, СВЧ — тоже, так что, вся нагрузка на конденсаторы лежала в области метеоритной защиты. Особая надежда возлагалась на сверхчувствительный радар, регистрирующий метеориты ещё на подходе и ставящий искусственный уплотнитель распылённой материи, в которой сгорает незваный гость. Тут опять, хоть углём грузись — где столько материи набраться? Если ободрать молекулярный резинопласт, мгновенно затягивающий повреждение на атомарном уровне, можно смело отправляться к праотцам. Лучше заранее — чего тянуть молекулярную резину? Будет хоть место, куда цветочки можно принести, из молекулярного пластика… И никакая стотонная медная плита, закреплённая на носу, уже не поможет. Об этом свидетельствуют жуткие повреждения в метеоритном отсеке, где и скапливается, этот отстой. Гиббон уже устал латать многострадальную стенку, а сколько медных электродов ушло, чтобы реанимировать защитную плиту, на которой, после таких встреч, остаются глубокие и, порой — сквозные раны. «Уплотнитель уплотнителем», — думал Виноградов. — Хотя нет — резина находится между слоёв металла. А и хрен с ней! И вот такое дело — доверено этому тюфяку!» Командир корабля про себя негодовал, разглядывая копошащегося в приборах главного инженера. «Хоть ему и правда, с автоматом бегать не надо, — продолжил размышления Виноградов. — И хорошо, что воевать в космическом пространстве было, попросту, не с кем, а с собственными согражданами бессмысленно, ибо средства для этого, понадобились бы колоссальные, которые возможно набрать, только объединив усилия — получается замкнутый круг».