Флот, революция и власть в России, 1917–1921 - [27]
Оценить удельный вес категории офицеров в дореволюционном и красном флотах можно, обратившись к анализу численности матросского состава. В «старом» флоте числились на 1 января 1917 г. 154 004 нижних чина, в том числе 19 000 ратников морского ополчения (призыва 1900–1904 гг.), которые были уволены со службы летом 1917 г.[174] Учитывая ликвидацию категории кондукторов, о чем говорилось выше, и потерю убитыми, ранеными, умершими от ран и болезней и пропавшими без вести в 1917 г. 285 матросов[175], к концу года на службе должны были остаться 135 771 матрос и солдат, 8371 офицер (вместе с зауряд-прапорщиками) и около 1630 чиновников (в том числе 122 неклассных). Численность чиновников дана на 11 апреля 1916 г.[176] с учетом 303 бывших кондукторов, произведенных летом 1917 г. в классные фельдшеры. Использовать эти данные применительно к концу 1917 г. можно, так как военно-морское чиновничество в военное время заметно не пополнялось, в отличие от офицерства. Следовательно, на одного офицера или чиновника приходилось 13–14 матросов и солдат. Учитывая, что штатное число офицеров должно было равняться 8500[177], на одного офицера или чиновника по штату должно было приходиться около 13 матросов и солдат. Это соотношение следует считать оптимальным для условий России того времени.
В марте 1921 г. в РККФ числилось 89 430 лиц «некомандного» состава, то есть бывших матросов и унтер-офицеров, при штатной их численности 107 108 (см. таблицу 2). Во флотах и флотилиях наблюдался некомплект, причем наибольший (48 %) имел место в бездействовавшем Балтийском флоте, тогда как в Каспийском флоте, Аму-Дарьинской флотилии и Морских силах Белого моря он был наименьшим (6,2–8,8 %). В тыловых и центральных частях и учреждениях, не входивших в состав флотов, наблюдался излишек личного состава, достигавший 24,6 %. В составе флотов при штатной численности командного состава 7809 человек фактически насчитывалось 6378 командиров. Таким образом, в конце Гражданской войны в РККФ приходилось в действительности 8–9 матросов на одного командира (по штату – 10–11 матросов на одного командира). Очевидно, что в рядах командного состава в марте 1921 г. были не только бывшие офицеры, но также бывшие чиновники морского ведомства, «красные офицеры» (то есть люди, получившие военно-морское образование уже после Октябрьской революции) и выдвиженцы из матросов. Как указывалось в одном из докладов по Строевому управлению Морского Штаба Республики, в категорию комсостава слились все бывшие морские офицеры разных специальностей, чиновники, сухопутные офицеры, «военморы некомсостава, бросившие службу по специальности и получившие назначения в административные учреждения до наивысших должностей включительно»[178].
Оценить численность командного состава в тыловых учреждениях очень трудно, в силу того что коэффициент соотношения командного и рядового состава в боевых частях в этом случае вряд ли применим. Конкретных указаний на численность комсостава в тыловых частях найти не удалось, однако оценить его помогает заявление начальника штаба командующего Морскими силами Республики Б. С. Радзиевского, бывшего председателем на совещании по вопросу о сокращении армии 14 декабря 1920 г.[179] «Конкретно имеется факт такой, – говорил Б. С. Радзиевский, – у Раскольникова (командующий Балтийским флотом. – К. Н.) штаб в 350 человек, в то же время жалобы на некомплект на судах флота. Я бы сказал, что это ненормально, не должно быть ситуации, когда на берегу комсостава в два раза больше, чем на кораблях»[180]. В данном случае речь идет об офицерах, которые служат в составе флота, но на береговых должностях, а не в тыловых частях, не входящих в состав действующих флотов. Если рассчитать общую численность командного состава на основе численности рядовых, перенеся на тыловые части то же соотношение командного и некомандного состава, которое было характерно для флотов, то мы получим, что общая численность комсостава РККФ составляла на 1 марта 1921 г. около 9900 человек, в том числе 6559 бывших офицеров[181]. Полагаем, что процент командного состава в тыловых частях в действительности был несколько выше и общую численность комсостава РККФ можно оценить в 10–10,5 тысяч человек. Таким образом, около 2/3 комсостава РККФ к концу Гражданской войны составляли бывшие офицеры, и это не считая бывших чиновников морского ведомства, которых в 1917 г. насчитывалось свыше полутора тысяч. Очевидно, что значительная их часть оказалась в РККФ и попала в категорию комсостава. Таким образом, количество «бывших» в командном составе РККФ должно превысить 2/3.
Напрашивается вывод о том, что РККФ в годы Гражданской войны не испытывал дефицита в квалифицированных морских командных кадрах. Это подтверждают мемуаристы, участвовавшие в Гражданской войне на стороне белых. Капитан 1 ранга К. К. Шуберт, командовавший в 1919 г. отрядом судов белой Каспийской флотилии, позднее писал с вполне понятным раздражением: «С другой стороны, выяснилось, что Москва была очень недовольна местными военно-морскими действиями большевиков, которыми заправлял какой-то товарищ [С. Е.] Сакс. На смену ему должен был прибыть “сам” знаменитый [Ф. Ф.] Раскольников в сопровождении бывшего кадрового офицера – изменника и негодяя капитана 2-го ранга [В. М.] Альтфатера. Узнал я также и некоторые фамилии наших возможных будущих противников. Стыдно писать, но нельзя замолчать того факта, что среди них встречалось немало старых честных морских имен, недостойные носители которых мне были лично знакомы. Тут был и капитан 2-го ранга [В. А.] Унковский, Георгиевский кавалер и преподаватель артиллерийского класса в Кронштадте, и бывший флагманский артиллерист Черноморской минной бригады, старший лейтенант [В. Б.] Ловенецкий, и гвардейского экипажа [старший лейтенант Г. П.] фон Рейер. Все это я мог узнать из приказов, тоже доставленных мне из Астрахани. Там же прочел я и о моем двоюродном брате Александре, сыне полного адмирала Сиденснера – еще совсем юном мичмане, командовавшем у большевиков отрядом быстроходных катеров. Я не подозревал, что нравственное разложение так глубоко проникло в среду наших русских “сливок”, и сознание это угнетало и оскорбляло. Я видел, что борьба предстоит ожесточенная, и мне казалось необходимым напрячь все силы и всю волю, чтобы остановить этот процесс разложения»
