Флорис. Любовь на берегах Миссисипи - [38]

Накануне они пересекли большое озеро, имевшее почти пять лье в ширину. Флорис со вздохом вытянул занемевшие ноги. Адриан с тревогой озирался вокруг. Как разобраться в этом хитросплетении протоков, ветвившихся в гуще девственных зарослей?

— Хо! Смотри! Хорошо!

Черный Мокасин, указывая вперед веслом, с довольным видом похлопал себя по животу. По реке плыл неподвижный, как бревно, аллигатор. Флорис, встрепенувшись, зарядил ружье. Раздался выстрел. Адриан с трудом удержался, чтобы не выругаться. На водной глади расплылось красное пятно. Индейцы восторженно закричали. Красный Мокасин, сидевший во второй пироге, наклонился и ловким взмахом топора отсек хвост рептилии. Двенадцать сыновей Старого Волоса уже предвкушали, как будут пировать вечером. Жорж-Альбер скорчил гримасу. Будучи поклонником Эпикура, он предпочел бы фаршированного фазана.

— Ты ЮЛАКИМАТАНА! ЮЛАКИМАТАНА[25]! — воскликнул Красный Мокасин, салютуя Флорису веслом.

Одиннадцать братьев, хором повторив лестное для Флориса определение, весело взялись за работу. Флорис и Адриан тщетно пытались угадать, каким путем можно выйти к морю. Сыновья же старого вождя, с детства знакомые с этой местностью, решительно гребли к островку странной пирамидальной формы. Когда пироги обогнули его, перед путниками открылся узкий проход, почти незаметный в тени огромных мангровых зарослей. Это был один из рукавов Миссисипи или Красной реки.

— Зря мы это затеяли, она не смогла бы добраться сюда одна! — пробормотал Флорис, сняв треуголку, которую надел, чтобы укрыться от палящих лучей солнца.

Адриан с некоторым смущением взглянул на брата. Что мог тот понять или ощутить, когда был в коме? Флорис ответил на немой вопрос старшего своим вопросом:

— Надо полагать, ее позабавили наши несчастья?

Адриан печально покачал головой.

— Я… нет, Флорис… ты должен это знать… именно ей ты обязан жизнью!

Фиалковые глаза Адриана не отрывались от лица, любимого брата. Понять бы, о чем он думает, что творится у него на душе! Флорис провел рукой по горлу, тщетно пытаясь найти талисман. В висках у него гудело, лоб покрылся испариной, Он все еще чувствовал прикосновение белокурых прядей Батистины к своему лицу, но горделивая стыдливость мешала ему признаться в этом даже самому себе. Пироги свернули в проток, берега которого заросли баньянами с навечно спутанными корнями. В небо вспорхнули потревоженные стаи диких уток.

— Это просто не укладывается в голове! — громко произнес Флорис, но спутники так и не поняли, относится ли это восклицание к беглянке или к пути, полному неожиданных поворотов.

Впрочем, Жорж-Альбер оценил реплику Флориса однозначно:

«В сущности, хозяин ничего не смыслит в женщинах!»

Адриан отвернулся с озабоченным видом.

«Только бы Флорис не узнал, что она выдавала его за придурковатого!» — подумал Адриан. Содрогнувшись при одной мысли об этом, он украдкой взглянул на брата. Тот, казалось, перестал интересоваться разговором. Подняв голову, он втягивал ноздрями воздух — это был влажный воздух моря!

Впереди сверкала разлившаяся до горизонта вода.

— Море, барчуки! — радостно крикнул Федор.

Двенадцать сыновей Старого Волоса подняли весла в знак подтверждения. Флорис с Адрианом нетерпеливо ждали, когда пироги войдут в Мексиканский залив — но тут из зарослей прозвучал мушкетный выстрел.

9

— Сдавайтесь!

К пирогам направлялись четыре каноэ: в каждом было трое человек — двое гребли, а третий целился из мушкета в путешественников.

Флорис и Адриан одновременно взялись за ружья. Ли Кан потрясал кинжалом, а Федор саблей. Цицерон и Грегуар схватили то, что попало под руку — глиняный кувшин и бутылку с вином. Индейцы угрожающе взмахнули веслами… а Жорж-Альбер нырнул под скамью!

— Сопротивление бесполезно! Вы окружены!

Флорис и Адриан тут же обернулись. Сзади из зарослей вынырнули еще три каноэ. Пироги оказались меж двух огней.

— Гром и молния! — взревел Федор, описывая круги своей саблей в надежде испугать нападавших, однако желаемого впечатления не произвел.

— Сдавайтесь, или мы вас потопим!

Эти грозные слова выкрикнул громила с изъеденным морской солью лицом. В подтверждение прозвучал еще один выстрел, и пуля пробила пирогу Флориса и Адриана. В отверстие тут же хлынула вода. Сыновья Старого Волоса испуганно вскрикнули.

Братья быстро переглянулись. В зеленых глазах Флориса сверкала ярость, однако в данный момент ничего нельзя было сделать — только сдаться. Их всех могли перестрелять, словно кроликов.

«Уф! Кажется, они одумались!» — подумал Жорж-Альбер, видя, что Флорис и Адриан подняли руки над головой.

Спутники последовали их примеру.

— Бросайте оружие! Живо! А теперь вперед!

Семь каноэ взяли две пироги в кольцо. Индейцы гребли под прицелом — дула мушкетов и ружей почти касались их голов.

Тем временем братья присматривались к людям, устроившим им засаду. Одеты они были кто во что горазд — на одних были богатые камзолы, другие выглядели почти оборванцами. У многих на пальцах сверкали кольца с драгоценными камнями, в ушах висели рубиновые серьги, на шеях — жемчужные ожерелья; лица же были дочерна загорелыми у всех без исключения. Сомневаться не приходилось — молодые дворяне угодили в руки пиратов из бухты Баратария. Флорис чувствовал нарастающее бешенство и одновременно проклинал себя. Именно он был виноват в этом — нельзя было стрелять в аллигатора, чтобы покрасоваться перед индейцами. Непростительная ошибка — только зеленый новичок мог совершить такую оплошность. Впрочем, Флорис сам себя не узнавал с тех пор, как ступил на землю Луизианы: все валилось у него из рук, потому что в голове крутилась одна назойливая мысль… В этом состоянии он пребывал после бегства Батистины в ходе сражения при Фонтенуа.