Флоренс и Джайлс - [21]
Я смотрела, смотрела, и чем больше вглядывалась, тем больше расплывались черты ее лица, потому что слезы заволокли мне глаза, и пришлось даже захлопнуть альбом, чтобы не капнуть на снимок. Зажмурившись, я несколько раз глубоко вздохнула. Потом открыла ящик, положила альбом на место и снова задвинула. Я взяла свечу, спички и направилась к выходу. Уже на полпути я вдруг решилась: развернулась, подскочила к конторке и снова выдернула ящик. Вынув альбом, я раскрыла его на первой странице и вырвала фотографию мамы. Потом водворила альбом на место, закрыла ящик, вышла из комнаты и торопливо поднялась наверх, освещая дорогу свечой. Кража фотографии была опрометчивым шагом: если бы меня поймали с ней, я не смогла бы притвориться, что хожу во сне. Чему быть, тому не миновать, решила я, потому и шла обратно, не таясь, со свечой. Однако до своей комнаты я добралась незамеченной и сидела сама не знаю сколько, рассматривая фотографию своей матушки, пока не уснула.
На другой день я перенесла драгоценную фотографию к себе в башню. Здесь я могла любоваться ею и даже разговаривать с ней, не боясь быть застигнутой. Именно этим я и занималась дня через два, когда совершенно случайно подняла голову и вдруг увидела знакомую нескладную фигуру, преодолевающую снежные заносы на аллее. Я была просто счастлива, ведь мы не виделись целых две недели, а мне не терпелось поведать Тео свои поразительные новости.
Но, выбежав навстречу ему к парадной двери, я была огорошена новостями. Тео пришел совсем ненадолго, у него даже не было времени покататься на коньках. На самом деле он пришел только забрать свои коньки, потому что они понадобятся ему в Нью-Йорке.
— Меня отправляют домой, — объявил он. — Доктор сказал, что мне теперь лучше, и меня посылают в школу, чтобы я поучился хотя бы неделю перед каникулами.
Я схватила свою шубку и его коньки, и мы вместе выковыляли на скользкую заснеженную аллею. Я слепила унылый снежок и швырнула в Тео, попала ему в лицо, отчего он вскрикнул, а я обрадовалась, что сделала ему больно.
— Мне так одиноко, — пожаловалась я. — Ты и представить себе не можешь, что это такое. Вот и ты уезжаешь, радуешься, спешишь, и тебе некогда даже поинтересоваться моими новостями, взглянуть, что я хотела тебе показать.
— Я вернусь на будущий год, мы обязательно приедем сюда на лето. Время пролетит быстро. А уже скоро и Джайлс приедет на каникулы.
Тео пошарил в кармане и, вытащив бумажный листок, сунул его мне в руку. А потом, не сказав больше ни слова, повернулся и потащился по снегу прочь. Я смотрела ему вслед, пока он не вышел на большую дорогу и не исчез за поворотом. Когда он скрылся, я развернула листок и прочитала:
Стихи были такие кошмарные, что я аккуратно сложила листок и, не удержавшись, горько всхлипнула.
Тео был прав, по крайней мере, в одном: Джайлсу вскоре предстояло вернуться, так что я одиночествовала, считая дни до его приезда, и от нетерпения даже почти не могла читать. Но наконец настал день, когда Джон запряг Дрозда в двуколку и мы отправились на вокзал — он сам, миссис Граус и я — встречать моего чудесного, горячо любимого братца. Мы стояли на перроне, когда гигантский дракон, извиваясь и хрипло визжа, повернул к нам железный бок и остановился, выпустив облако пара, окутавшее и его, и нас. А потом дым начал рассеиваться, и перед нами на платформе оказался Джайлс, который стоял, вглядываясь в туман. Мы окружили его, заключили в объятия, осыпали поцелуями. Братец не мог устоять на месте, он подпрыгивал, приплясывал, переступал с ноги на ногу и все бормотал что-то, какую-то непонятицу и бестолковицу. Только когда мы уже уселись в двуколку и выехали за город, где было тихо и только Дрозд мерно цокал копытами, я наконец поняла причину радостного возбуждения Джайлса.
— Я не еду назад, Фло, я не еду назад!
Миссис Граус обернулась и с сомнением посмотрела на нас:
— Ну, конечно, мастер Джайлс. Вам не сразу надо возвращаться в школу. Только после Рождества.
Джайлс бурно запротестовал:
— Да нет же, миссис Граус. Вы ничего не понимаете! Совсем не надо!
Это оказалось правдой. Когда мы добрались до Блайта-хауса, Джайлс открыл свой чемодан и извлек письмо. Разумеется, я читать «не умела», поэтому миссис Граус не стала показывать его мне, да и читать вслух тоже не стала, только бормотала отдельные слова: «натура слишком застенчивая и слабая для шумной компании бойких мальчиков», «не вполне развит, академическая неуспеваемость», «одно-два происшествия, хотя и совершенно незначительных, дали повод для беспокойства», «учитывая его уязвимость и хрупкость, в настоящее время рекомендуем перевести на домашнее обучение, предпочтительно с гувернанткой или наставницей». Мне и не требовалось читать все письмо, чтобы понять главное. Ясно, что Джайлса, нежного и слабого, в школе травили. Администрации же проще было удалить из школы жертву, чем приструнить обидчиков, так что именно это и было сделано.
Пять лет прошло со дня окончания войны. Возрожденная Империя Тьмы медленно, но верно превращается в единое государство. Казалось бы, Шахриону следует праздновать победу, но увы, состояние императора с каждым днем ухудшается. Тень набирает силу, а это значит, что время Черного Властелина подходит к концу. Чтобы сохранить душу и разум ему придется пройти самое сложное испытание в жизни. Вот только получится ли? И позволят ли многочисленные враги, что уже плетут интриги, ожидая, когда император оступится? Кто знает, кто знает… Примечания автора: Эта книга завершает историю Шахриона, начатую мной аж в середине десятых.
Журнал Аконит посвящен таким жанрам и направлениям, как вирд (weird fiction), готический роман (gothic fiction), лавкрафтианский хоррор и мифы Ктулху; а также всевозможному визионерству, макабру и мистическому декадансу.Основная идея журнала — странное, страшное и причудливое во всех проявлениях. Это отнюдь не новый Weird Tales, но, впитав в себя опыт и его, и легиона других журналов, увы, канувших в небытие, журнал готов возрождать традицию подобных изданий, уже на совсем иной почве. Мёрзлой и холодной, но, не менее плодородной.Всё для культивирования и популяризации weird fiction и сопредельного в России и СНГ.
Жизнь бродячего театра обычно однообразна — постоянные переезды и концерты. Но однажды в маленьком городке семнадцатилетняя певица Изабелла Конрой случайно наталкивается на могилу своей тёзки, умершей в тот день, когда она сама появилась на свет. Что это — странное совпадение или некий знак? Да и смерть девушки была неоднозначной… Тогда Изабелла возьмётся разгадать тайну гибели чужого человека, не предполагая, к чему могут привести её поиски.
Компилляция сборника фантастики "Рейнские рассказы" Эмиля Эркмана и Александра Шатриана (публиковавшихся под псевдонимом Эркман-Шатриан), выпущенного издательством "Польза" В. Антик и К° в 1910 году.Пер. с фр. Брониславы Рунт.Примечание: текст содержит элементы дореволюционной орфографии.Содержание:1. Реквием ворона 2. Невидимое око, или Гостиница Трех Повешенных 3. Воровка детей 4. Черная коса 5. Возмездие.
В книгу вошли произведения известных французских писателей XIX–XX веков. В центре повествования непременно оказывается либо психологическая загадка, либо поразительное и непременно трагическое событие в жизни человека, окутанное к тому же покровом таинственности.Число истинно художественных произведений на эту тему невелико, но они есть и еще будут долго доставлять истинное удовольствие читателям, которых привлекают феномены, происходящие на границе возможного.
Эта книга являет удивительный по своей глубине анализ деятельности человеческого подсознания.Сюжет романа построен на мотиве двойничества, кровосмесительствах и убийствах и является высоко художественным продолжением традиции английского «готического» романа. «В «Элексире дьявола», ― писал Гейне в «Романтической школе», ― заключено самое страшное и самое ужасающее, что только способен придумать ум. Как слаб в сравнении с этим «Монах» Льюиса, написанный на ту же тему. Говорят, один студент в Гёттингене сошел с ума от этого романа.»В основе повествования лежит идея христианского искупления совершенных преступлений. Автор рассказывает о человеке, который жил в монастыре, а потом его покинул и вел образ жизни, не совсем подобающий монаху, но после раскаялся.