Флора и фауна - [76]

— Плевать мне на нее, — заверила.

— Тогда в чем дело?

— Не люблю, когда меня на аркане в гости тащат, и при этом все делают вид, что все нормально: и похищение, и гроб!

— Прости, в последнем виноват я, но я понятия не имел, что это ты.

— В смысле — других можно?

— Можно.

Я задумалась — знаково ответил. Получается, он четко делит ареал на своих и чужих, и чужой, даже если орел, все равно — тля, а свой, даже если тля — все равно орел?

Я покосилась на Бройслава: а он, пожалуй, и убьет, не думая, в спину выстрелит легко, шею свернет, не заметив, и дальше пойдет. Вот я попала! Но с другой стороны — сама такая же, с той лишь разницей, что своих у меня нет, как ни мечталось о них.

Он обнял меня за плечи, вывел из дома. Мы спустились по мраморной лестнице, прошли по дорожке к ровным газонам зеленой травы. Я пошла по ней, проигнорировав мозаичную дорожку, Бройслав со мной.

— О чем задумалась?

— Обо всем. Странная ситуация. Ты зачем-то протащил меня пол-Европы и России, но зачем, так и не говоришь.

— Это уже не важно.

— А что важно?

— Ты. Я. Мы.

— Извини — не верю. Ты бизнесмен, деловой человек и вдруг говоришь высоким штилем. Настораживает.

— Привыкай.

— К чему?

— Ко мне. К этому дому, окружению.

— Кстати, об окружении — кто тебе Витислав?

— Друг, но фактически брат. Его родители погибли в автокатастрофе и он жил у тетки, напротив нас. Ему доставалось от соседских мальчишек и детей в школе больше, чем мне — дети любят третировать ущербных, чем-то обделенных. Он был сиротой — это достаточный повод. А мне категорически не нравилось, когда бьют по больному. Мы с ним объединились и с тех пор вместе.

— А тот, кто вас обижал?

Бройслав загадочно улыбнулся и сделал вид, что рассматривает ветки сосны.

— Понятно: кто выжил, я не виноват.

— Зачем же так кровожадно? Убивать физически необязательно, кому-то хватает морального давления, чтобы упасть и не подняться.

— А Гарт?

— Ты уже и это поняла? — Бройслав развернул меня к себе.

— Что именно?

— Что Гаррик — Гарт.

— Я про Гарика и спрашивала.

— Ты сказала «Гарт».

— Обмолвилась, перепутала.

— Нет.

Качнул головой и прошел пару шагов вперед. Постоял, разглядывая кроны деревьев:

— Жизнь, странная штука, ты не находишь? Вчера я случайно услышал разговор двух девушек, благодаря им вышел на одного человека, женщину, что помогла мне понять, кто я и зачем. Мне тридцать восемь и, наверное, лет тридцать я занимался одним — искал тебя. Ты мне снилась, но я ничего не знал о тебе, а вчера узнал. Сегодня ты уже рядом. Чудо? Не знаю. Возможно все проще. Конфуций сказал: когда ученик готов — приходит учитель. Наверное, ты или я были не готовы к встрече, поэтому ее не было, а теперь готовы, пришло время и мы встретились.

Я знала — он говорит правду, и от этого мгновенно замерзла. Когда прикасаешься к потустороннему всегда не по себе и хочется оттолкнуть, взбрыкнуть, закрыть глаза, уйти в сторону, только бы не знать, не видеть, не понимать. Потому что тогда теряешь себя, смысл, цель — все становится неважным, пустым, то, что было для тебя плохим, кажется хорошим, что хорошим оказывается плохим. Мир рушится, переворачивается с ног на голову, и ты меняешься до неузнаваемости.

Я не хотела, я боялась. Мне было комфортно в роли стервы, так меньше боли и обид, меньше обязанностей и больше возможностей.

— Замерзла? — забеспокоился Бройслав, обнял меня, согревая.

— Нет, я всего лишь не хочу обсуждать тему, начатую тобой.

— Почему?

— Я не верю в жизнь после смерти, мне кажется, наша жизнь и есть — смерть, а смерть — жизнь. Мы не рождаемся — мы умираем, и не умираем — а рождаемся.

Бройслав внимательно посмотрел в мои глаза и тихо спросил:

— Тебе было очень плохо малышка?

— Нет! — беспечно пожала плечами, вывернулась из его объятий. — Мне всегда хорошо.

Не хватало, чтобы меня жалели. Этого чувства достойны лишь начинающие путь щенки или заканчивающие его старики. Остальная категория в состоянии сама справиться с любыми проблемами, а если нет, то не жалеть надо, а пинать.

Меня, например, еще и с удовольствием давили. Спасибо, кстати, так я стала сильнее и научилась защищаться, отрастила клыки, когти, колючки и теперь во всеоружии почти на любой случай жизни.

Бройслав нагнал меня и опять обнял:

— А мне было плохо без тебя.

— Боюсь, и со мной тебе хорошо не будет, — честно предупредила.

— Нет. Мне уже хорошо.

— Твой друг Витислав похож на романтика, но ты нет.

— Я не романтик — я закоренелый циник. Но не для тебя. Каждый из нас живет в собственной скорлупе, боясь открыть то, что под ней, и высшее счастье, если найдется тот, кому не страшно открыться, кто поймет тебя и примет, каков ты есть.

— Не пнет в мягкий животик под колючками?

— Да.

— И откроет свой, чтобы получить по нему.

Бройслав настороженно покосился на меня, и я была уверена, сейчас он спросит: кто же тебя покалечил? Но он перевел разговор на другую тему:

— Любишь театр?

— Нет, представлений хватает в жизни. А что? Хотел пригласить на премьеру?

— Хотел.

— Сходи без меня. С Галочкой, — не сдержала желчного тона.

— Злюка, — бросил он с улыбкой.

Мне показалось, что он рад даже моему вредному характеру и злости. А еще окрепло чувство, что возникло еще в тот миг, когда я его только увидела, чувство, что знаю его всю свою сознательную жизнь, знаю как себя, а возможно и лучше.