Флибустьеры - [88]

Асиендадо глубоко задумался. Доводы дона Марсиаля казались ему верными. Он колебался.

— Что же, — наконец промолвил он, — что заключаете вы отсюда? Какой делаете вывод?

— А такой, что мы совершенно напрасно будем впредь терять здесь время и искать тех, кого давно нет, подвергаясь опасности быть застигнутыми бурей. А опасность бури ежечасно приближается. В этих краях редко случается, чтобы подолгу не было страшных ураганов.

— Следовательно, вы возвращаетесь к вашему первому плану?

— Вовсе нет! Напротив, я предлагаю как можно скорее идти вперед, в земли апачей, так как я уверен, что мы быстро нападем там на след наших друзей.

— Да, я, пожалуй, согласен с вами. Но ведь отсюда еще далеко до границ пустыни.

— Не так далеко, как вы, может быть, думаете… но оставим пока этот разговор. Я пойду и посмотрю, что это за костер, он чрезвычайно интересует меня.

— Будьте осторожны.

— Разве здесь речь идет не о вашем спасении? — отвечал Тигреро, бросая нежный, но печальный взгляд на донью Аниту.

Он поднялся, оседлал свою лошадь, огляделся и пустился в галоп.

— Бесстрашный! — тихо проговорила донья Анита, следя за тем, как он исчезал в надвигавшихся сумерках.

Асиендадо глубоко вздохнул, ничего не сказал и опустил голову.

Дон Марсиаль продвигался вперед при неверном свете луны, фантастически освещавшей окрестности.

После полутора часов скорого галопа Тигреро остановил коня, слез на землю и внимательно огляделся.

Он нашел то, что искал. Неподалеку от того места, где он находился, ветры и ливни вырыли огромную яму. Он заставил спуститься туда свою лошадь, крепко привязал ее к огромному камню, заткнул ей ноздри, чтобы она не ржала, закинул за плечи карабин и удалился.

Скоро он увидел перед собой костер. Красное пламя резко выделялось в потемневшем воздухе.

Вокруг огня неподвижно, углубившись в свои мысли, сидели несколько человек. Тигреро без труда узнал в них индейцев.

Но что это были за краснокожие? Друзья или враги?

Мексиканец лег на землю и тихо, медленно и осторожно начал подбираться, ползя на локтях и коленях, к костру.

Чтобы проползти таким образом около двадцати ярдов, Тигреро потребовалось полчаса.

Наконец он достиг цели, остановился, чтобы перевести дух, и вздохнул.

Он узнал в сидевших у костра индейцах апачей.

Таким образом, все его предположения сбывались.

Вокруг костра, на котором жарился горб бизона и который давал огромное пламя, испуская в то же время чуть заметную струйку серо-голубоватого дыма, сидели несколько вождей. Все они мрачно уткнулись в колени подбородками и курили трубки, кутаясь в плащи, чтобы согреться, так как вдруг стало очень холодно.

Дон Марсиаль признал среди них Черного Медведя.

Лицо сахема было серьезно, казалось, гнев кипел в его душе. По временам он беспокойно поднимал голову и устремлял свой взор в пространство, как будто стараясь проникнуть в окружавший его мрак. Послышался звук копыт, и в освещенное костром пространство въехал индейский всадник.

Соскочив с лошади, этот всадник подошел к огню, сел рядом со своими земляками и закурил. Лицо его было совершенно спокойно и бесстрастно, хотя пыль, покрывавшая его густым слоем, и учащенное дыхание ясно говорили, что он только что проделал длинный и трудный путь.

Черный Медведь окинул его долгим проницательным взглядом, но не прервал своего занятия: индейский этикет требовал, чтобы сахем обращался к курящему с вопросом не раньше, чем тот вытрясет в костер пепел из своей трубки.

Но нетерпение Черного Медведя, видимо, разделяли и другие вожди, хотя они по-прежнему продолжали оставаться серьезными и сосредоточенными. Наконец вновь прибывший затянулся в последний раз, выпустил изо рта и через ноздри целое облако дыма, вытряс пепел и засунул трубку за пояс.

Только тогда Черный Медведь обратился к нему:

— Малая Пантера сильно опоздал.

Слова эти были произнесены не вопросительно, а скорее с упреком. Индеец ограничился тем, что склонил голову, не сказав ни слова.

— Стервятники летают большими стаями над пустыней, — вновь начал, немного помолчав, вождь, — шакалы точат свои острые когти, апачи чувствуют запах крови, и он заставляет радостно трепетать их сердца. Неужели сын мой ничего не видел?

— Малая Пантера — великий воин своего племени. Как только распустятся листья, Малая Пантера будет вождем. Он выполнил все, что отец поручил ему.

— О-о-а! Что делают Длинные Ножи?

— Длинные Ножи — собаки, умеющие лаять и злиться, но не способные укусить. Апачский воин внушает им страх.

Вожди улыбнулись, услышав эту похвальбу, принятую ими за чистую монету.

— Малая Пантера видел их лагерь, — продолжал прибывший воин, — он пересчитал их. Они плачут, как женщины, кричат, как малые дети, еще не имеющие ни силы, ни мужества. Двое из них не займут сегодня ночью привычного места у костра своих братьев.

И жестом, не лишенным величия, индеец поднял подол коленкоровой рубахи, ниспадавшей ему до колен и показал два окровавленных скальпа, привешенных к его поясу.

— О-о-а! — сразу радостно воскликнули вожди. — Малая Пантера храбро сражался!

Черный Медведь дал воину знак подать ему скальпы. Воин отвязал их от пояса и передал ему.