Флибустьеры - [23]

Мало-помалу город затихал, все вокруг засыпало, а тот, кто еще не уснул, искал приюта где-нибудь под гостеприимным кровом. Дом дона Сильвы стоял погруженный в полный мрак, только слабый свет горел в окнах комнаты доньи Аниты, показывая, что она не спит.

В это время на стене противоположного дома обрисовались робко и боязливо крадущиеся тени. Двое мужчин, закутанные в широкие плащи, остановились и жадно уставились на окна доньи Аниты. Эта жадность взгляда выдавала в них или воров, или влюбленных.

Двое мужчин принадлежали, очевидно, к последним.

— Гм! — проговорил один тихим голосом. — И ты уверен в том, что ты сказал, Кукарес?

— Как в своем вечном спасении, сеньор Марсиаль, — отвечал вечно веселый Кукарес, — проклятый англичанин вошел как раз в то время, когда я был в доме. Дон Сильва, кажется, в самых лучших отношениях с этим еретиком.

Надо заметить, кстати, что для мексиканцев все иностранцы — англичане, к какой бы нации они не принадлежали, и, следовательно, еретики 18. Так было в недавнем прошлом, так, вероятно, осталось и до сих пор. Поэтому все иностранцы принадлежали к числу людей, которых можно было без малейших сомнений убивать, и это считалось не преступлением или грехом, а даже подвигом.

В оправдание мексиканцев следует добавить, что всякий раз, как представлялся случай, они избивали англичан с рвением, которое показывало их крайнее благочестие.

Дон Марсиаль угрюмо произнес:

— Честное слово, уже два раза этот человек становился на моем пути, и я щадил его. Но пусть он остережется сделать это в третий раз.

— О! — отвечал Кукарес. — Достоуважаемый брат Беччико говорит, что можно получить отпущение многих грехов, если отсечь англичанина 19. Мне еще не случалось встретить ни одного, хотя на моей совести уже восемь смертей. Я ужасно желаю прибавить к этому списку еще и англичанина, это было бы очень выгодной штукой.

— Ну, потерпи немного, если хочешь, чтобы у тебя на плечах сидела твоя голова. Человек этот принадлежит мне.

— Хорошо, не будем больше говорить об этом, — отвечал верный спутник дона Марсиаля, подавляя вздох, — я оставлю его вам. Все равно красавица, кажется, от всего сердца чувствует к нему отвращение, в этом я уверен, и вам нечего беспокоиться.

— Есть ли у тебя доказательства того, что ты говоришь?

— Какое же еще доказательство лучше того, что она уходит всегда, как он появляется, и лицо ее без всякой видимой причины покрывается бледностью?

— О, я отдал бы тысячу унций, лишь бы узнать, как мне следует поступить!

— Кто же вам мешает? Все спят, никто вас не увидит, окна не очень высоко, не более пятнадцати футов. Я уверен, что донья Анита с радостью поговорит с вами.

— О! Если бы я был уверен в этом! — в нерешительности пробормотал Марсиаль, исподтишка бросая взгляд на все еще освещенное окно.

— Кто знает! Быть может, она ждет вас.

— Замолчи, несчастный!

— Зачем же молчать? А вы слушайте, когда говорят правду. Бедная девушка, должно быть, чувствует себя глубоко несчастной. Вероятно, ей нужна помощь.

— Кто сказал тебе это? Ну, я слушаю тебя, говори дальше, да покороче.

— Вещь очень простая: через восемь дней донья Анита де Торрес выйдет замуж за англичанина дона Гаэтана.

— Ты лжешь, негодяй! — вскричал Марсиаль, едва сдерживая гнев. — Смотри, что-то подталкивает меня всадить тебе в горло кинжал, чтобы оттуда больше не выходили такие гнусные слова, как те, что ты сейчас произнес.

— Напрасно, — спокойно и невозмутимо отвечал Кукарес, — я лишь повторяю то, что слышал, и ничего не прибавляю. Один только вы во всем Гуаймасе не знаете этой новости. Да и нет ничего удивительного в этом, так как сегодня вы в городе первый день, целый месяц вас не было.

— Это правда, но что же делать?

— Очень просто! Последовать моему совету.

Тигреро долго смотрел в окно и наконец в нерешительности, снедаемый глубокой внутренней борьбой, опустил голову.

— Что скажет она, увидев меня? — произнес он, говоря как бы сам с собой.

— Карамба! — отвечал леперо с саркастической улыбкой. — Она скажет: «Добро пожаловать, мой милый, мой дорогой». Это так же ясно и верно, как наше вечное спасение. Дон Марсиаль, неужели вы превратились в робкое дитя, которое дрожит от взгляда женщины? Счастье имеет всего три волоска и в любви, и на войне, и когда оно приближается к вам, надо суметь схватиться за один из них. Если же пропустишь удобный случай, то другой может и не представиться.

Мексиканец приблизился к леперо, положил ему на плечо руку и заглянул в его кошачьи глаза.

— Кукарес, я верю тебе, — проговорил он глухим голосом. — Ты меня знаешь, я выручал тебя не раз. Если ты меня обманешь, я убью тебя, как шакала.

Тигреро произнес эти слова с выражением, в котором слышалась такая глухая ярость, что даже видавший виды леперо побледнел и против воли задрожал всем телом, так как он хорошо знал человека, который говорил с ним.

— Я предан вам всей душой, дон Марсиаль. — ответил он голосом, которому напрасно старался придать твердость. — Что бы ни случилось, рассчитывайте на меня. Что надо сделать?

— Ничего. Ждать, не спать и при малейшем подозрительном шуме, при появлении малейшей подозрительной тени предупредить меня.