Флейтистка на часовом холме - [5]
…сидя за столом, они уже перешли на славянский язык, на этом языке говорили уже лучше, чем на языке детства… как-то сделалось, будто он и вправду пришел навестить ее… — Вот… я принес яблоки… черешни… Ешьте, Марина… это полезно… — Да… нам дают!… здесь хорошо… все хорошие… есть книги и фильмотека!… Внутренний двор большой… здесь тихие больные женщины… можно сидеть на скамейке под деревом и думать… Ах, Лазар!… Ах, Лазар!… Лазар, — повторила она с умилением… Это Лазар… Вдруг встрепенулась, посмотрела на него, он улыбнулся, глаза ее стали чуть поярче… Она сделала над собой усилие и взяла его за руку… запястье… Ему не было приятно, но он не показал ей, улыбался ободряюще… сделал движение головой… Она отпустила его руку… оперлась своими тонкими пальцами о сжатые под халатиком худенькие колени… он по-мужски определил — груди у нее отвисшие, пустые, вытянутыми пустыми мешочками… она больше пригнулась… Догадалась?!… Нет, кажется, другое ее занимает… она заговорила быстро, энергически, уже даже и не по-детски; — по-девичьи, с какими-то знакомыми ему интонациями… — Скажите мне, Лазар, где я? В какой стране? В каком городе? Какой сейчас год?… Я не могу понять… Я как-то забылась… забыла все… сбилась со счета… И неловко как-то спрашивать!… Вы на меня не сердитесь?… она улыбнулась жалостно и жалко… — Нет, как я могу сердиться на вас, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал очень мягко… — Год 2051-ый. Город — Стара Загора. Страна Болгария… — Какая это страна?… У него не было желания делать подробное описание. Да и неясно, что может ее интересовать… — Обычная страна… — Нет! — она даже немного возбудилась, — Какая это страна? Ну, республика, или какая? — говорила с детской настойчивостью… Он вдруг так ярко вспомнил маленькую Марину, как она любила слушать споры о политике, сидела на коленях у отца… Он ярко вспомнил этих людей… сейчас он понимал, что они тогда были еще молоды, не достигли сорока… он почувствовал себя 19-летним мальчиком… его роднило с маленькой Мариной это желание слушать и понять, но она даже чувствовала себя смелее, чем он, ведь это был дом ее отца… Боже! И это осталось в ней, в ее характере!… Это она!.. — В прошлом веке, Марина, это была республика, теперь конституционная монархия… — А почему меня сюда привезли? Тогда… Меня выпишут?… Вы отвезете меня домой?… Татко!… Мама жива?… Вдруг ему так захотелось порадовать ее!… У рока никогда не было слов для обозначения родственных отношений, всех этих «отец», «мать», «сноха», «деверь», «золовка», которыми, как мелкими цепочками, опутывается личность в других языках; всех старших мужчин у рок£ зовут «ага», а женщин старших — «ка», прибавляя имя… Когда периодически обращается внимание на культуру и историю рока, указывается, что слова эти, вероятно, по происхождению древнетюркские, вспоминается из других языков тюркских — «аба», «ака», «пике», «кака», «бикэ», и так далее… Никого при этом не волнуют сами рока, просто в своих каких-то целях доказывается их зависимость, то от турок, то от греков, то от славян или фракийцев… Один лингвист из Иерусалима, Зеев Акиба (бывший Володя Львов из Московского института славяноведения и балканистики) нашел в конце XX века какие-то древнееврейские корни в Шехинском диалекте рока и опубликовал об этом статью, и ему возражал разгромно Константин Цветков, болгарский семиотик из Гарварда… Что думают рока сами о себе, можно как-то узнать из книги Везата Комадини и Димитра Танори (тоже XX еще век!) «Рока и мир». Но и там нет ничего оригинального, Комадини и Танори называют рока «протобалканцами» и считают их язык и культуру совершенно оригинальными…
Но вот Лазар очень захотел порадовать Марину, и на ее вопрос, жива ли ее мама, ответил — Ваши родители живы, и ага Лазо и ка Алики!… Он заговорил даже с некоторой торжественностью — Я привез вам такой аппарат, где вы услышите их голоса… — Я знаю, знаю, магнитофон!… Она чуть вскинула руки согнутые в локтях, будто хотела захлопать в ладоши, но смутилась и только сжала, сплела пальцы взволнованно…
— Лазар, а наша страна тоже теперь монархия или, как было, республика?… Он почувствовал, как в горле заклокотали слезы… — Нашей страны более не существует, Марина!… Уже почти полвека!… Не существует!… Оказалось, это большой срок!…
…на скамейке под деревом она тихонько пела, через столько лет, одну песенку Лазара — «Возьму я в жены девушку из Анхиало. У нее приданое большое, много сушеных рыбок…» Голос был нежный, но слабый, надтреснутый… Лазар… Лазар… Лазар… Но как же не существует?… И что все это?… И как изменится теперь ее жизнь?…
Уже несколько дней подряд Марина и Лазар виделись каждый день, говорили… Ночами потолки в гостинице и в больничной палате одинаковые — белеют… Заснуть трудно… Так ярко представляется прошлое… в ярких лицах, живых движениях, громких звуках… Лазар видит себя 12-летним, босые ноги привыкают к сандалетам, тонкая белая рубашка, локти сбиты и по-мальчишески заскорузли… Мать вымыла ему с мылом лицо и шею — горит… Это городок Латаня в области Амарга, здесь, на табачной фабрике, довольно большой (или казалось?) работает его отец, он десятник… Отец с большой сумкой в руках стоит у калитки, мать что-то говорит отцу… Упрекает?… Мать красивая и энергичная, ее зовут Савета или Иси, а отца зовут Феодорос Териаги, Териаги Тури или еще — Тошко Ташев… Впрочем, здесь любой имеет по крайней мере два имени, так ведется… Отец невысокий и некрасивый, зато он веселый… Лазар едет с отцом на свадьбу в большой город Шех
