Флейта Нимма - [4]
Кое-как скатившись с кровати, я отыскал свои ботинки и одежду. Если б знал, что так повернется, лег бы, не раздеваясь. Надеюсь, мою кобылу покормили, иначе мне придется самому запихивать в нее сено.
Я полез под кровать, за вещами.
Ночной гость оставил мне подарок.
Между баулами стоял горшок с цветком. Не видел таких растений раньше: целиком прозрачных, с черными прожилками, с лепестками, похожими на крыло какой-нибудь гигантской мухи. Я бы никогда не стал его трогать, но было одно "но". С самого детства мне нравилось возиться с растениями, и чем экзотичней они выглядели, тем лучше. Это было единственным моим увлечением, которое никогда не вызывало возражений у родителей. Хотя, не сказать, что у меня в комнате росли такие уж безобидные экземпляры.
Повертев горшок, я увидел надпись, сделанную печатными буквами: "Паучья лилия". У бутона оказался удивительно приятный запах сладких пряностей.
Мне почему-то и в голову не пришло, что вчерашний визит Осевого и цветок под моей кроватью связаны намного теснее, чем я мог себе представить.
Глава 2. Эль Аллегри
Помимо жены, Аллегри больше всего на свете ненавидел свои руки. От сварливой Мелоэ и всей ее светской своры хотелось сбежать, что художник и делал, десять месяцев в году проводя в Алавесте — западном форпосте Архипелага Чайка. Но зимой приходилось возвращаться в столицу, к так называемой семье, и это было самое ужасное время для Аллегри. Приличия, что б их.
Однако собственные руки причиняли Аллегри намного больше страданий, чем кто бы то ни было на свете, с того самого момента, когда он нарисовал свою первую картину. Еще тогда, в двенадцать лет, он понимал, что его работы врут. В мелочах, в деталях… Именно это и раздражало больше всего — ощущение неправильности, которую невозможно исправить. То, что получалось в реальности, не соответствовало его задумке.
И никто, кроме него, этого не замечал.
Имя Эль Аллегри гремело по всему континенту, за картинами охотились коллекционеры, а его самого называли не иначе как "живой легендой Агатхи"… Однако художник оставался недоволен своей работой. В общем, она не имела права называться настоящим искусством, как бы ни убеждали его в обратном критики всех мастей.
Возможно, именно поэтому Аллегри почти все время находился в дурном настроении, и, если не рисовал, то сидел в "Пьяном альбатросе" или на крыльце своего дома, с кувшином крепчайшего яблочного элмела.
Месяц Ветров, помимо пасмурной погоды, приносил с собой и меланхолию, и художник в молодости неоднократно пытался наложить на себя руки в это время. Постепенно он научился распознавать такие приступы, и, как только опадали последние листья с деревьев, с головой уходил в работу — или в запой.
Ни друзей, ни подруг в Алавесте у него не было, с соседями Аллегри не общался. С женщиной, которая убирала дом, Аллегри перекидывался дюжиной слов в неделю, не больше. Иногда заезжал какой-нибудь особо рьяный поклонник, однако его ожидал более чем нелюбезный прием. В лучшем случае человек потом еще пару месяцев рассказывал о своем разочаровании, дескать, художник оказался "совсем не таким, каким я его представлял".
Аллегри нравилась его затворническая жизнь — настолько, насколько она вообще может нравиться при таком складе характера. Он был рад, что по большей части никто не отвлекает его от главной задачи: сделать так, чтобы придуманные им картины не искажались, когда он переносил их из головы на холст.
Но шел пятьдесят пятый год его жизни, и он был столь же далек от ответа, как и в самом начале пути. Мастерство, человеческое признание, деньги, в конце концов… Приятно, конечно, но Аллегри, не задумываясь, отдал бы все только за возможность точно воплощать свои задумки в жизнь. Или за способ вернуться в прошлое и провести обыкновенную человеческую жизнь, без сварливой жены, своего таланта и этого вечного, высасывающего силы осознания своего одиночества.
Порой он сидел на полу в своей рабочей комнате и часами смотрел на неоконченные картины, порой — вскакивал и начинал их переделывать.
Усталость и злость на самого себя привели к тому, что Аллегри все чаще прогуливался по стене крепости. О подножия скал бились волны. Один шаг — и проблема если не решится, то уж точно станет ничего не значащим пустяком, причудой…
Останавливало только то, что предыдущие попытки художника оканчивались ничем. Да и не было гарантии, что даже это решит его проблему.
Именно тогда, когда тучи скапливались над Алавестой, а через несколько дней должен был наступить Первоснежный месяц, ему приснилась флейта.
Во сне он был на острове, с песком странного синего цвета. На берегу, чуть поодаль, лежала девушка. Ее волосы почти светились, до того они были белыми.
Весь мир выглядел дырявым, словно кто-то вырвал лоскутки из одеяла. Это ужаснуло Аллегри… до тех пор, пока он не увидел человека с флейтой.
Он стоял на самом высоком месте острова, спиной к художнику, и играл.
Из флейты вырывались разноцветные струи воздуха, и, вырисовывая ритм, смешиваясь с ветром, вызывали к жизни что-то, чего раньше никогда не существовало.
Человек повернулся к Аллегри. Лица не было видно, но художник знал, что тот улыбается. Он сыграл короткую ноту.
Волею судьбы Раснодри Солдроу вынужден примерить на себя личину танга, древнего борца с монстрами, презираемого всеми. Он вынужден самостоятельно постигать мастерство своего нового ремесла, ибо тангов уже давно никто не видел. И хоть в их отсутствие все научились бороться с монстрами подручными средствами, необходимости в тангах никто не отменял. Цепь случайностей проводит Раснодри сквозь опасные приключения, заставляет добыть древний магический артефакт, убить могущественного монстра, побывать в потустороннем мире и защитить столицу Давурской Империи от армии оживших мертвецов.
На что способен простой парень с Земли, оказавшись в другом мире, погрязшем в древней, кажущейся нескончаемой войне? Отважится ли он на борьбу ради спасения мироздания или отступит, понимая, что мал и ничтожен в этом огромном мире?
Двенадцать принцесс страдают от таинственного — и абсолютно глупого — проклятия. Любой, кто положит ему конец, получит награду. Ревека — умная, но недостаточно почтительная ученица знахаря, тоже хочет получить вознаграждение. Но её расследования раскрывают глубинные тайны и ставят девочку перед непростым выбором: сможет ли она разрушить заклятие, если опасности подвергается её собственная душа?
Фрэнк сын богатого торговца. Он рожден в мире, который не знает пороха и еще помнит отголоски древней магии. Давно отгремели великие войны, и теперь такие разные разумные расы пытаются жить в мире. Ему унаследовавшему огромное состояние, нет нужды бороться за хлеб, и даже свое место под солнцем. Он молод, многое знает и трезво смотрит на мир. Он уже не верит в чудеса, а старые мудрые маги кажутся ему лишь очередной уловкой власти. Только логика, причинно следственные связи, прибыли и выгода правят миром и стоят выше и холодной гордости эльфов, и доблести рыцарей, и веры кардиналов.
После череды загадочных событий четырнадцатилетний Глеб попадает во Внутренний мир — место, где до сих пор существует магия, а наделенные сверхчеловеческой силой рыцари бороздят просторы королевств. Появление гостя не проходит незамеченным: мальчика принимают за посредника — легендарного посланника, отвечающего за связь между мирами. Со времен последнего посредника минуло более тысячи лет, и Глеб — первый человек, которому удалось попасть во Внутренний мир. И все бы ничего, вот только по преданию, посредник еще и наделен огромной магической силой… Так ли прост главный герой? Проснутся ли в подростке приписываемые ему магические навыки, и что он будет делать, когда окажется втянут в придворные и межгосударственные разборки? В любом случае, нужно торопиться — враги не сидят на месте, а между королевствами бушует беспощадная война, грозящая уничтожить все сущее, и лишь авторитету посредника и его силе по плечу остановить неумолимо надвигающуюся катастрофу.