Флейта бодрости - [5]
Воронин смеется, но лицо у него желтое, измученное. Полутора штормовых суток Воронин провел на мостике. Он мужественно принял на себя зеленую ярость проклятого моря.
С левого борта — унылые плоские коричневые берега. Гусиная земля. Большой полуостров на западе Новой Земли.
— Сюда летом промышленники ездят в шлюпках бить линных гусей, — объясняет Журавлев.
Он двенадцать раз „ночевал“ на Новой Земле. Он — превосходный, наблюдательный рассказчик. Новоземельский Брем, как зовут его.
На скалах Гусиной земли лежат грязные снега.
— На эти снега у обрывов и выгоняют линных гусей. Ух, — жмурится от приятных воспоминаний Журавлев, — на снегу их хоть руками бей.
Хребты Новой Земли.
Вон остров Базарный, — на нем птичий базар. Свое имя он получил от прилепившихся на его скалах гнезд — тысяч птичьих гнезд. К нему, обгоняя ледокол, несутся сотни птиц нелепого вида. У них белая грудь, черные спины и туловище обрубком. Кайры. Они напоминают аляповато раскрашенные маляром детские „чижики“. Резко вскрикивая, кайры бороздят поверхность моря во всех направлениях. Они летят так низко над морем, что обдают их пеной.
8. На рейде в Белужьей
На покрытом ребрами нерп, усеянном пустыми консервными жестянками унылом берегу стоит десяток домов. Белужья губа — столица Холодной Матки, как называли в старину Новую Землю.
Из зданий становища одно только похоже на дом материка. В нем живет островная администрация. Вокруг него в беспорядке приткнулись зимовья колонистов. Срубы зимовий сложены из массивных бревен. Маленькие окна. Низкие двери.
На крышах пристроенных к хижинам амбарчиков, — груды высохших кайр и гагарок. Этим колонисты кормят ездовых собак. На кольях распялены медвежьи и тюленьи шкуры. Между хижинами круглые сутки рыщут вечно голодные ездовые собаки. В Белужьей их около ста пятидесяти. Их голодные вопли вызывают ответный мощный вой собак на „Седове“.
В нескольких километрах от становища — первые отроги занимающих всю центральную часть Новой Земли, покрытых ледниками, хребтов.
…На рейде Белужьей стоял „Русанов“. Он пришел на день раньше нас. В губу его загнали льды. Сначала он должен был зайти на остров Вайгач, но у Колгуева путь преградили ледяные поля.
С подошедшей с „Русанова“ шлюпки по штормтрапу[29] на „Седова“ проворно взобрался рыжеватый, невзрачный человек.
К борту „Седова“ подошла шлюпка.
— Сазонов, — пожал он руку Самойловичу, — зав. базой Госторга.
Сазонов „ночует“ на Новой Земле несколько лет подряд.
Сазонова проводят в салон. За стаканом чая он успевает сообщить все скудные новости Новой Земли.
— Зимой дули сильные встоки[30]. Льды рыхлые были. Зверь сливался с торосов[31] в море. Только сорок бочек шелеги[32] взяли. Голец весной плохо шел. Зато песца сейгод было. Белушинская артель 540 хвостов взяла. А по всей Новой Земле больше трех тысяч. Олень хорошо перезимовал. На Гусиной Земле, у взморья, дикие олени ходили раньше стадами. Убив „дикаря“, колонисты снимали шкуру и вырезывали самое „сладкое место“ — язык. Туши бросались. Становища оттесняли оленей с лучших ягелищ южных берегов в скалы северных гор. Ягелища[33] в долинах их редки и дикарь вымирает. Чтобы обеспечить колонистов свежим мясом, прошедшей осенью Госторг завез небольшое стадо оленей с Колгуева. Опыт удался. В этом году Севгосторг завозит в Белужью стада оленей с Канина…
— На „Русанове“ ждут, — заспешил Сазонов, повиснув на конце раскачивающегося маятником штормтрапа, — „Русанов“ должен как можно скорее уйти на материк. Он возьмет разобранные дома и промысловые избушки. На полуострове Адмиралтейства открываем новое становище. Оно будет самое северное. Шажком, — а все к мысу Желания идем.
Между „Русановым“ и берегом снуют карбасы с мешками, боченками. На песчаной косе, выступающей в губу, строится большое здание. „Русанов“ привез его в разобранном виде с материка. У лежащего на косе опрокинутого карбаса — на цепях три крупных остроухих собаки. Они — кровные братья воющим на „Седове“. Отчаянно метаясь и лая, псы стараются обратить мое внимание.
— Евнух!
— Ермак!
— Жулик!
Лисоподобный огромный Евнух, кинувшись с размаху на грудь, сбивает меня с ног. Жулик и даже злобный бурый Ермак усердно лижут лицо.
Сероватый с темными плутоватыми глазами Жулик — мой передовой. Евнух — передовой Журавлева. Весной они вели собачьи упряжки Осоавиахима лесами Севера и Карелии из Архангельска в Москву.
Все три — гиляцкие собаки с Амура. Их товарищи по нартам таскают сейчас пулеметы Дальневосточной.
— А вы? Как вы очутились на этом суровом берегу?
Кто-то дружески меня трясет за воротник нерпичьей куртки. Обернулся, — передо мной широкоплечий крепыш в синей американской рабочей одежде.
— Кулясов?
— Я-с. Жулик, Евнух и Ермак — будут родоначальниками чистокровного собачьего племени Новой Земли, — улыбаясь говорит Кулясов: — Севгосторг организует в Белужьей собачий питомник.
— А ты?
— Я — опекун питомника.
Строящееся на косе здание оказывается собачником.
„Новоземельский губернатор“ — так зовут его в шутку колонисты. Тыко-Вылка несколько лет бессменный председатель Новоземельского островного совета. Внешне Тыко ничем не отличается от других ненцев (самоедов) Белужьей. Одевается и живет он точно так же, как и они. По-русски Вылка говорит медленно, полушепотом, делая между словами остановки.
