Флейта Аарона. Тень в розовом саду. Прусский офицер. Солнце - [9]

Сын старика Джим Брикнелль был крупный мужчина лет под сорок. Он растянулся в кресле посредине комнаты, на некотором расстоянии от огня, выставив вперед длинные ноги. Подбородок его был опущен на грудь, так что ясно обрисовывалась начинающая лысеть голова и не по летам глубокие морщины на лбу. На лице его застыла странная, полупьяная, полусаркастическая улыбка. Рыжеватые усики были коротко подстрижены.

Круглый стол возле него был заставлен папиросами, сластями и бутылками. Заметно было, что Джим Брикнелль налегал на пиво. Он хотел пополнеть. Такова была важнейшая очередная задача его жизни. Но она ему не удавалась. Впрочем, на самом деле он был худ только в собственном представлении.

Сестра его, Джулия, полулежала в низком кресле между ним и отцом. Она тоже была крепко сложена, но свернулась клубочком, как кошка. На ней было винно-пурпуровое открытое платье, почти без рукавов. Свои густые каштановые волосы она беспорядочно свернула широкими, свободными косами. Она тихо разговаривала с тщедушным бледным молодым человеком, несколько фатоватого вида, в пенсне и темном костюме. Это был друг молодых Брикнеллей — Кирилл Скотт.

Из всего общества один только муж Джулии стоял на ногах возле круглого стола, потягивая из стакана красное вино. Роберт Кэннингхэм был стройный молодой человек, одетый в хаки, с наружностью типичного англичанина. Он был лейтенантом, ожидавшим демобилизации чтобы вновь превратиться в художника-скульптора. Он пил вино большими глотками, отчего глаза его подернулись влажным блеском. В комнате было жарко и сумрачно. Все молчали.

— Не желает ли кто-нибудь стакан вина? — нарушил Роберт полусонную тишину. — Здесь стало жарко.

— Я не хочу, — пробормотал Джим.

— А вы, Джозефина?

— Нет, благодарю вас, — ответила та нараспев.

Джозефина курила короткими порывистыми затяжками. Джулия томно втягивала и медленно выпускала табачный дым колечками. Роберт вернулся к бутылке красного вина. Джим Брикнелль вдруг нетерпеливо встал со своего места, обвел всю компанию скучающим взглядом и презрительно, улыбнулся, показав ряд крупных острых зубов.

— Послушайте, неужели мы ничего не предпримем, чтобы убить время? — капризно сказал он.

В ответ раздался иронический смех. Так нелепо показалось его предложение.

— Не угодно ли вам поиграть в бридж или покер или еще во что-нибудь, столь же безнадежно скучное? — произнесла Джозефина своим четким голосом, обращаясь к нему, как к ребенку.

— Ну вас с вашим бриджем, — скучающе протянул Джим, зевая, выпрямился во весь свой огромный рост и, опять с безнадежным видом опустившись на край кресла, стал по очереди заглядывать каждому в лицо, гримасничая и скаля зубы.

Тут очнулся от дремоты старый Альфред Брикнелль.

— Не пора ли, господа, отложить в сторону вино и папиросы и подумать о постелях? — предложил он, поднимаясь с кресла.

Джим, не вставая, медленно повернулся к отцу.

— Что же делать, папа, в другие вечера, если мы рождественский сочельник проведем в постелях? — сказал он.

— Так вы хотите полуночничать? Отлично. Я покину вас. Только не засиживайтесь слишком долго.

Старик выпрямился во весь свой могучий рост и величественно поклонился. Все почтительно приподнялись, кроме Джима, который продолжал сидеть в кресле, обернувшись лицом к старику.

— Спокойной ночи, папа, — сказал он уходившему отцу.

Джозефина подошла к застекленной двери на веранду. У нее была мелкая, плавная, кукольная походка.

— Какая сегодня ночь! — сказала она, желая переломить установившееся в комнате настроение. Она раздвинула плотные занавески из серого шелка. — Что это? — воскликнула она испуганно. — Что это за свет? Зарево!

— О, это просто горит заброшенная шахта, — успокоил ее последовавший за нею Роберт.

— Как странно! А отчего же она горит?

— Она давно и упорно горит уже целые годы, несмотря на все усилия победить огонь. Это обычная история в угольных районах.

— Как любопытно! Необыкновенно красивое зрелище ночью! Мне хочется полюбоваться им.

Она повернула дверную ручку и вышла наружу.

— Какая красота! — послышался с веранды ее голос.

В комнате Джулия покровительственно предложила руку Кириллу Скотту.

— Джозефина и Роберт восхищаются красотой ночи, — сказала она, с заигрывающей улыбкой глядя на юношу.

— Естественно! Молодежь всегда настроена романтично, — ответил Кирилл. Ему было двадцать два года, и потому он считал нужным разыгрывать из себя усталого от жизни циника.

— Вы думаете? Но это, пожалуй, хорошее свойство, — поддразнивала его Джулия, кокетливо опираясь на его руку.

Его глаза блеснули удовольствием. Он не замечал иронии, таившейся в ее словах.

— Господа, идите слушать колокола, — крикнул Роберт, просовывая голову в комнату.

— Ах, как весело! Идите слушать колокольный звон, — покатился со смеху в своем кресле Джим. Но все-таки встал и вслед за другими вышел на веранду.

— Удивительно приятно проветриться в такую чертовски холодную ночь! — ворчал он, чувствуя, как начинает зябнуть его лысина. Ночной ветер приносил с собою запах гари.

Джозефина и Роберт спустились в сад и едва были видны во мраке деревьев. Джулия задумчиво следила за ними взглядом. Напрягая слух, она старалась уловить в отдалении их голоса.