Флэшмен в Большой игре - [2]

Да, полагаю, что больше всего против Балморала сегодня меня настраивают воспоминания. Именно отсюда для меня начался Великий мятеж,[5] так что во время моих нечастых нынешних путешествий на север даже стук колес в этой точке Земли меняет свой ритм и в голове моей начинает звучать: «Мера-Джханси-денге-най, мера-Джханси-денге-най» — все снова и снова. В одно мгновение десятки лет улетают куда-то вдаль и я вспоминаю, как впервые приехал в Балморал — полвека тому назад и все, что вслед за этим последовало: удушающая жара на парадной площади в Мируте с перестуком кузнечных молотов, царапина на дуле девятифунтовки, упирающейся мне прямо в живот и моя собственная кровь, текущая по раскаленной солнцем стали. Старый Уилер, хрипло заоравший, когда черные волны кавалерии с грохотом и блеском сабель вновь накатили на нашу жалкую твердыню («Не сдаваться! Последний залп, черт их всех побери! Цельтесь в лошадей!»); пылающие бунгало, рука скелета, выглядывающая из пыли, Колин Кэмпбелл, потирающий свою седую голову, и темно-красная струя, стекающая в грязный поток пониже Сутти-Гат. А еще огромная гора из серебра, золота, драгоценных камней и слоновой кости — больше, чем вы могли бы себе вообразить — и два огромных карих влажных глаза, оттененных пушистыми ресницами, одинокая жемчужина на бархатной коже над ними, дрожащие приоткрытые алые губки и… черт возьми, тут появляется расплывающийся в улыбке начальник станции, который комкает свою шляпу и врывается в мой прекрасный сон хромающим кошмаром с криком: «С возвращением в Дисайд, сэр Гарри! Вот вы и опять здесь!»

И он ведет меня на платформу, заботливо поддерживая под локоток, а все местные зеваки со своими родственниками уже собрались там — будьте уверены — чтобы поглазеть и похихикать над старым хрычом в твидовом сюртуке и с огромными седыми бакенбардами. («Вот он! Кавалер Креста Виктории,[6] сэр Гарри Флэшмен — эй, старина Флэши! Это же он возглавил атаку Легкой бригады под Балаклавой и поубивал всех черномазых в этом Кха-буллском коровнике! Боже, неужто он так постарел? Гип-гип — ура!») И я принимаю аплодисменты и приветствия, сердечно махая рукой в ответ и сажусь в коляску, стараясь сделать это побыстрее, чтобы избежать навязчивого ветерана, бренчащего парой медалек. Он тянется за мной в надежде разжиться шестипенсовиком на выпивку, если вдруг ему повезет убедить меня в том, что мы стояли в одной шеренге полка шотландских горцев под Балаклавой. Лживый старый негодник, наверняка нежился тогда в своей кроватке.

Заметьте, я вовсе не упрекаю его за это — если бы у меня был шанс, я точно так же спрятался бы в моей собственной постели — и не только в Балаклаве, но и в любой другой битве или стычке, в которых мне пришлось побывать в течение пятидесяти бесславных лет моей невольной военной службы. (По крайней мере я знаю, что они были бесславными, хотя вся страна, слава богу, считает иначе. Вот почему я получил генеральский чин, рыцарский титул и двойной ряд медалей под левый сосок. Все это показывает, чего могут достичь трусость и жульничество, если к ним добавить отличный рост, длинные ноги и немного везения. Эй, кучер, погоняй! Мы не должны заставлять ждать королевскую семью!)

Но вернемся к Мятежу и к тому ужасному, невероятному вояжу, который начался с Балморала — о, по тем временам это была самая жуткая дорога для всякого, кому довелось по ней прогуляться. Мне приходилось бывать на войне и я согласен с Шерманом, что это — ад, но тогда Великий мятеж был его седьмым кругом. Конечно, были и свои преимущества: во-первых, я прошел сквозь все кошмары почти невредимым, так что мне повезло больше, чем Хэйвлоку, Гарри Исту или Джонни Николсону, хотя они тоже были парни не промах. (Что толку в кампании, если ты не вышел из нее живым?) Мне это удалось и принесло наивысшую награду (абсолютно незаслуженно, о чем, полагаю, нет смысла повторять), плюс жирный кусок добычи, который позволил мне купить и обустроить свое уютное гнездышко в Лестершире — думаю, плоды грабежа лучше расходовать на выпивку для меня и моих арендаторов, нежели тратить их на украшение церквей для ниггеров и содержание кровососов-священников. И еще на дорогах Мятежа я встретил эту красотку — сумасшедшую ведьму Лакшмибай. Конечно, попадались и другие, но она была лучше всех.

Еще пару слов про Мятеж, прежде чем я перейду к деталям — знаете, то была единственная из моих кампаний, в которую я был втянут не по своей вине. Во всех других случаях оставалось проклинать только себя: для обычного человека я обладал невероятной способностью влезать по самую шею в опаснейшие предприятия — и все благодаря собственной глупости. К примеру, слишком много трепал языком (что привело меня к афганской катастрофе 1841 года); валял дурака в гостиных (и оказался в Крыму); поверил всему, что мне говорил Авраам Линкольн (Гражданская война в США); пригласил шлюху-полукровку из племени хункпапа на полковой бал (восстание индейцев сиу в 1876-м) и так далее — полный список длиной с мою руку. Но в дела Мятежа я впутался благодаря выдумкам Палмерстона (впрочем, из-за них приключились все беды 1850-х).