Флэшмен и краснокожие - [15]

– А почему бы тебе не поехать со мной в Калифорнию? – спрашивает она сдавленным голосом и снова начинает орудовать гребнем. – Там ты сможешь сесть в Сан-Франциско на корабль… если захочешь.

У меня перехватило дыхание. Я весь извелся, ища способ слинять из Соединенных Штатов, причем даже не брал в расчет Новый Орлеан или порты восточного побережья – все мои устремления, как можете догадаться, были нацелены на северные штаты, – запад мне даже в голову не приходил. М-да, до него бог знает сколько тысяч миль… Впрочем, не так уж это и далеко, как кажется. Вы, быть может, возразите, но учтите – вам не приходилось улепетывать от охотников за рабами, аболиционистов, военно-морской полиции, разъяренных мужей и конгрессмена Линкольна, чтоб ему пусто было, и у каждого наготове виселица, чтобы вздернуть тебя, едва поймают. Когда попадаешь в такую передрягу, любая лазейка кажется спасительной, а по моим прикидкам, путешествие инкогнито в караване Сьюзи выходило намного безопаснее, чем что-либо иное. Поездка вверх по реке будет рискованной, зато к западу от Миссисипи мне уже ничего не грозит… Месяца через три окажусь в Сан-Франциско и…

– А ты возьмешь меня? – вот первое, что сорвалось у меня с языка, прежде чем я успел хорошенько обмозговать предложение. Ее гребень стукнул по столу, а взгляд, который устремила на меня Сьюзи, был таким радостным, что кровь похолодела у меня в жилах.

– Возьму ли я тебя? – говорит. – Да конечно возьму! Я только не знала… захочешь ли. Но это самый безопасный путь, Бичемп, поверь мне! – Она отвернулась от зеркала и начала будто бы хватать ртом воздух и смеяться одновременно. – Ты не против… Хочу сказать, ты не возражаешь побыть со мной… еще немного? – Ее грудь вздымалась так, что ей грозил риск свалиться со стула, а губы трепетали. – Значит… значит, я не надоела тебе? Или… я настолько небезразлична тебе, чтобы… ну, чтобы ты согласился поехать со мной в Калифорнию?

Бог мой, именно так она и сказала.

– Я не безразлична тебе, правда? Ты же говорил, что да, и мне кажется…

Я совершенно механически пробормотал, что, конечно, она небезразлична мне; в уме моем зароились ужасные подозрения, и недаром – следующие ее слова подтвердили их.

– Не может быть… чтобы ты любил меня так же, как я тебя. Ах, нет, это невозможно, знаю! – Она одновременно смеялась и плакала, утирая слезы с глаз. – Ничего не могу поделать с собой… Я просто дура, знаю, но я люблю тебя… И сделаю все, что угодно, только бы ты тоже полюбил меня! И пойду на все, чтобы удержать тебя… Мне подумалось… ну понимаешь, если мы поедем в Калифорнию вместе и все такое, то ты, быть может, и не захочешь искать в Сан-Франциско корабль, а?

Во взгляде ее светилось такое страстное желание, что мне сделалось страшно; последний раз такой взгляд я видел у моего папаши-сатрапа, когда доктора надели на него смирительную рубашку и убрали бренди подальше со стола.

– И мы сможем… быть вместе всегда. Быть может… быть может, ты женишься на мне, Бичемп?

III

Если первая половина искусства выживания заключается в способности быстро бегать, то вторая – в умении сохранять невозмутимое лицо. Даже не упомню, сколько раз судьба моя зависела исключительно от того, как я отреагирую на некое неожиданное и ужасное предложение. Как в ту ночь, например, когда Якуб-бек настаивал на моем участии в самоубийственной попытке взорвать русские корабли с боеприпасами или когда Заптен с улыбочкой намекнул на необходимость голышом плыть через озеро к готическому замку, битком набитому головорезами Бисмарка, или когда Брук поручил мне возглавить штурм пиратского форта. О боже, в какие времена нам пришлось жить! Странно, конечно, но самым ярким подобным воспоминанием почему-то остается тот день в Рагби, когда Булли Доусон подкидывал нас, сопливых фагов, на простынях. Он плотоядно сцапал меня, но я преспокойно улегся в простынь, будто только о том и мечтал, хотя внутри все сжималось от страха; мерзавец был так изумлен, что в сердцах выгнал меня вон, в чем и заключался тайный мой расчет. Так что мне удалось избегнуть подбрасывания, в то время как остальные фаги налетались вдоволь.

А все-таки – и молодому поколению, прокладывающему себе путь, стоит взять это на заметку – нельзя уповать на одну только невозмутимость. Это дает понять, что вы размышляете, а иногда задумчивый вид говорит не в вашу пользу. Вот и теперь, со Сьюзи, был тот самый случай. Радостное согласие требовалось выказать быстро, но в то же время не поспешно, ибо если я с криком восторга заключу ее в объятия, она сразу почует подвох. В один миг в голове моей пронеслась череда мыслей приблизительно в следующем порядке: «1. Я уже женат; 2. Она об этом не догадывается; 3. Если не соглашусь, существует значительный риск, что мне укажут на дверь, хотя, быть может, и нет; 4. Если да, то меня повесят; 5. Итого: лучше всего покуда с благодарностью простереться у ее ног, а там посмотрим».

И все это за долю секунды, как уже сказано – временной промежуток достаточный, чтобы на два удара сердца взгляд мой принял удивленное выражение, сменившееся мгновенным радостным блеском в глазах, плавно перетекающим в восхищение; я нерешительно шагнул вперед, опустился перед ней на колено, нежно взял за руку и прохрипел недоверчиво: