Флёр - [58]

— Ну, а ваш брат…

— Да, Сашка был с ними. Папа будто впал в транс. Он все время бродил по дому, лицо у него было бледнее полотна, а глаза… Я до сих пор вижу перед собой его глаза! Он не мог в это поверить. Как это так, — его любимый сын! Такого в нашей семье еще не случалось. Отец вымолил у императора разрешение поговорить с сыном, чтобы узнать всю правду, но правда оказалась такой, что разбила его сердце. — Граф покачал головой, словно не веря собственным словам. Это были события далеких дней, но перед его мысленным взором картины прошлого оживали так отчетливо, будто это случилось только вчера.

— Видите ли, солдаты, простые солдаты, не хотели ни республики, ни конституционной монархии. Они не разбирались в таких вопросах и не доверяли мудреным словам. По их твердому убеждению, цари были хорошие и плохие. Хорошими они называли тех, которые платили им больше и назначили меньше плетей. Поэтому заговорщики сказали им, что Николай — самозванец, что настоящим царем должен стать его брат Константин и что цель их восстания — сместить с трона Николая и посадить на него Константина. Когда Константин станет царем, — объясняли они им, — солдатам будет увеличено жалованье и условия их жизни улучшены. Бунтовщики наобещали им много всего! Вот чего папа не мог простить им — того, что они лгали солдатам. Отец вернулся после разговора с Сашкой из крепости сильно постаревшим, а лицо его стало каким-то серым. Мать подбежала к нему, громко назвала его по имени, схватила за руки, но он даже не посмотрел на нее. Отец бросил на меня тяжелый взгляд — как я испугался! Потом произнес: «Он тоже лгал им. Он лгал солдатам. Он позволил им пойти на смерть ради лжи».

До них издалека донеслись крики Ричарда с Бруком. Флер видела две маленькие фигурки, они неистово размахивали руками. Но она не помахала им в ответ. Сейчас она вместе с Каревым была в другом месте, далеко от них.

— Мать попросила отца обратиться к императору с просьбой о помиловании Сашки. Она обезумела от горя, ей было все равно, виновен он или нет, она хотела одного — чтобы ему сохранили жизнь. Но отец отказался. Нет, он не станет просить за сына, предавшего императора и солдат, которыми командовал. Он наглухо закрыл свое сердце для сына и не обращал внимания на горькие слезы матери. Но я его понимал. Я очень жалел Сашку, но я понимал отца.

— И что с ним произошло?

— Его не казнили. Император был не столько разгневан тем, что случилось, сколько потрясен. Он, судя по всему, никак не мог поверить, что эти молодые люди, его осыпанные золотом фавориты, которые всем были обязаны трону, могли предать его. В конце-концов только пятеро руководителей восстания были повешены, а остальных — около двухсот человек, или чуть больше, — отправили в ссылку. Сашка был среди них. Он уезжал с первой партией арестантов. Мы с мамой видели из окна своего дома, как они шли по Невскому проспекту, начиная свой долгий путь в Сибирь. Когда Сашка проходил мимо дома, он поднял голову, но скорее всего нас не заметил. Я тогда видел брата в последний раз — он весь съежился в своей серой шинели и шапке. Когда колонна каторжников прошла мимо, он еще долго оглядывался на дом.

— Вы получали от него какие-нибудь весточки?

— Переписка, конечно, была запрещена. Через год мы узнали, что он умер. И это все. Нам так и не сообщили, как это случилось, но мне кажется, что брат просто зачах. Он всегда был похож на золотое солнце в центре своего мироздания. Он не мог жить в опале, не мог жить без любви. На следующий день после получения этого известия, с папой случился удар. — Мускулы у него на лице задрожали и он закусил губы. — Но отец не сразу умер. Он прожил еще два года, но второй удар оказался роковым. Ах, как жестоко! Как жестоко!

— Мне очень жаль, — произнесла Флер, понимая, что не в силах помочь ему. Ей хотелось утешить графа, но что она могла ему сказать, что сделать перед наплывом таких воспоминаний? Он посмотрел на нее, и в его посеревших глазах промелькнуло что-то вроде слабой улыбки. Невольно она коснулась рукой его руки, и он взял ее, словно принимая от нее дар. Пальцы их переплелись.

— Эй, Флер! Послушайте, сэр! Неужели вы не слышали наших криков? Мы нашли шляпку. Скачите сюда поскорее!

Звонкий голос Ричарда словно прорвал тонкую, окутавшую их паутину. Оберон, которого так грубо разбудили, кинулся в сторону. Флер смущенно убрала руку, а Карев, пытаясь успокоить засуетившуюся лошадь, вновь принял прежний, знакомый для окружающих вид. Он поехал вперед, громко спросив у молодых людей:

— Вы уверены, что это ее шляпка?

— О чем вы говорите, сэр, неужели вы считаете, что в этих местах валяется куча женских головных уборов? — ответил Ричард с уморительной серьезностью.

— Он же подтрунивает на тобой, Дик, — крикнула Флер, переводя Оберона на рысь. Лошади подталкивали друг друга. Карев, встретив ее взгляд с улыбкой заговорщика, засмеялся. Она тоже. Пришпорив лошадей, они легким галопом поскакали навстречу гусарам.

Прелюдия Баха подошла к концу, и в гостиной воцарилась тишина. В дальнем углу, в желтоватом, отбрасываемом газовой рожком круге за разделявшей комнату надвое аркой сидели игроки в вист. Они тихонько разговаривали, записывали мелком свои подсчеты, ожидая, когда будет перетасована колода и снова розданы карты.