Флёр - [34]

— Как жестоко с твоей стороны, Флер!

— К тому же я спросила у него, почему беззащитную девушку на невольничьем рынке нужно заковывать в кандалы с длинной цепью. Скорее всего он счел меня неженственной и грубой.

— Ты такой и была, — улыбнулся Фредерик. — Стыдись! Чего же удивляться, если он избегает тебя, чтобы наказать за твою выходку?

— Вряд ли. Просто он сегодня может быть на службе.

— Что-то слишком рано, если судить по времени, проведенному им в Лондоне на прошлой неделе. Мне казалось, что военные инженеры ведут себя иначе, но, судя по: всему, они отличаются такой же праздностью, как и все остальные.

Флер промолчала. Ей уже приходило в голову предположение, почему Тедди проводит так много времени не на службе, но он был удобным для нее спутником на выставке, поэтому она и не пыталась дотошно это выяснить.

Бросив на нее подозрительный взгляд, Фредерик произнес:

— Я вот о чем подумал, Флер. Если ты не собираешься иметь с ним ничего серьезного, то не лучше ли ему намекнуть, чтобы он оставил тебя в покое?

— Тедди все известно о моих к нему чувствах. Я его предупредила что никогда не выйду за него замуж, что мы можем оставаться только друзьями.

— Да, дорогая, понимаю, но ведь природа заболевания такова, что она не верит в «никогда». Влюбленный мужчина — это оптимист, и он остается таким до тех пор, пока не получит от женщины знаки внимания, которые он может расценивать как поощрение. Как приятно думать, что яблочко все равно упадет тебе в руки, стоит лишь потрясти подольше яблоньку.

Флер вспыхнула.

— Все это такой вздор!

— В самом деле? — спросил он, задумчиво поглядев на племянницу. — Может быть, но тем не менее убедительный вздор. Мне кажется, Тедди влюблен гораздо больше, чем ты себе это представляешь и тебе следовало бы держать его от себя подальше.

Великолепная новая четырехместная карета тетушки Венеры с запряженной в нее парой гнедых вызвала одобрение даже у такого строгого судьи, как Бакли. Не жалея о том, что она сегодня не поедет на прогулку верхом, Флер с приятной улыбкой уселась рядом со своим непривлекательным спутником. На ней было новое убийственное дорожное платье, только что доставленное от портнихи, и шляпка цвета морской волны с красной атласной подкладкой. Флер знала, что в таком наряде она просто неотразима. Когда старший кучер тетушки повез их не спеша по главной модной аллее, она чувствовала, как прохожие оглядываются на нее.

— Ах, как они все мне завидуют, — усмехнулся Полоцкий. — Чувствую себя снова молодым. Когда-то моя Софи была такой же красивой, как вы. Ну, может быть, не такой, но в ней, несомненно, было что-то завораживающее. Вы очень добры ко мне, мадемуазель, и я не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

— Вам не за что благодарить меня, — ответила чуть смущенно Флер.

— Зеленый больше всего вам к лицу, — продолжал он делать ей комплименты, не спуская с Флер одобрительного взора. — Это цвет самой жизни. Жаль что изумруд Полоцкого не принадлежит мне. Я вам бы его подарил. Но он настолько красив, что никто никогда его носить не будет.

— Кому же он принадлежит?

— Императору, разумеется. Он просто временно выдал его для демонстрации на выставке, — Полоцкий рассказал ей, как он совершенно случайно нашел этот драгоценный камень много лет назад в одной реке, когда был в Индий. Он отправился в Катманду за шелковыми коврами и по дороге остановился напоить лошадей. Его лошадь стала копытом долбить дно реки у края, как обычно делают эти животные, и вдруг тот изумруд просто подкатился к ногам Полоцкого. Камень был такой большой, что не могло быть и речи о его продаже, поэтому он решил подарить свою находку царю.

— Щедрый подарок, — заметила Флер. — Как же вы смогли расстаться с изумрудом?

— Взамен я получил кое-какие милости. Различные лицензии, права на монополию. В результате я достиг своего высокого положения в обществе. Да, но вы, конечно, правы, мне было трудно с ним расстаться. Я ведь знал, что он навсегда поселится в сокровищнице и никто его больше не увидит. К тому же я вложил в него частичку себя самого! Я потратил много месяцев на огранку и шлифовку. Но когда работа была завершена, мне казалось, что в одном этом камне сосредоточилась вся зелень нашего мира. Я знал, что это будет самое лучшее из всего сделанного мною за всю жизнь.

— Значит, вы сами работали над ним. А я и не знала.

— Кому же я мог доверить такую тонкую работу? Но и тогда я очень боялся ошибиться. Одно неверное движение — и все пропало! Другого случая найти такой камень, конечно, уже не представится. Но когда речь заходит о чем-то важном, то лучше признать собственные ошибки, чем огрехи других. Вы согласны со мной?

— Я не думала об этом. Но, вероятно, вы правы.

— Я не совершил ошибки. По правде говоря, мою руку вела чья-то гораздо более твердая рука.

— Но, судя по вашим словам, вам нравилась такая работа.

— Я был хорошим ювелиром и любил делать то, что умею и умею неплохо. Я был счастлив. Мужчина должен знать, на что он годится, как, впрочем, и женщина. Даже теперь, когда на душе неспокойно или у меня возникают трудности, требующие размышлений, я иду в свою мастерскую и пробую на чем-нибудь руку. Кроме того, — он улыбнулся, — это позволяет постоянно держать себя в форме. Император высоко вознес меня, но в моей стране никогда не знаешь, когда вдруг лишишься благосклонности и тебе придется начинать все сначала.