Флагман штурмовой авиации - [40]

В жандармерии их продержали недолго. На следующий день отправили в уманский лагерь.

Впоследствии сержант Бурлак рассказывал, как гитлеровцы и их прихвостни старались растоптать в узниках все человеческое, переманивали на свою сторону всяческими посулами. Но те, кто находился за решетками и колючей проволокой, боролись до конца, использовали любую возможность, чтобы вырваться на волю.

Бурлаку удалось достать немецкую шинель, и однажды ночью он бежал. После нескольких дней скитаний попал к партизанам.

Воевал, но сердце все-таки рвалось в небо. С разрешения партизанского командования вернулся в освобожденную от фашистов Умань. Здесь встретил бежавшего из плена лейтенанта Бушуева. В Умани «наземники» связались с авиаторами, и через несколько дней на Ли-2 Бурлак и Бушуев прибыли в родной полк. Здесь они узнали, что однополчане посчитали их погибшими и из штаба родным были отправлены похоронки.

Но судьба распорядилась иначе. И снова они в боевой семье. Сержант Владимир Бурлак был назначен в свою прежнюю 3-ю эскадрилью, которой командовал Георгий Васильевич Клёцкин. С ним Бурлак совершил более 140 боевых вылетов и воевал до самой победы. Но возвратимся к кировоградским событиям. В ходе наступления советских войск гитлеровцы оставили Плавни, Червоный Яр, Аджамку. К исходу третьего дня борьбы фронт прорыва расширился до ста километров. На оперативных картах острые клинья нашего наступления, будто выброшенные вперед, охватили Кировоград с северо-и юго-запада.

Ощутимый урон противнику нанесли штурмовики корпуса у разъезда Лелековка, где замыкалось кольцо окружения и разместились складские помещения. Все запасы на складах, а также эшелон с военной техникой — танками и арторудиями — были уничтожены.

Здесь же эскадрильи штурмовиков под командованием капитана Г. Красоты и старшего лейтенанта Г. Александрова буквально разметали танковую и автомобильную колонны противника.

Прибывший после занятия нашими войсками этого района начальник штаба 5-й гвардейской армии генерал-майор Н. И. Лямин в очередном донесении командующему фронтом сообщил: штурмовики сожгли 52 танка, 400 автомашин, 5 самоходных пушек[17].

Гитлеровцы уже бежали из Кировограда, Но и напоследок они творили гнусные злодеяния. Возвращаясь с заданий, летчики радировали командованию, что видят колонны машин. «На площадях города согнаны огромные толпы населения, людей погружают в машины и увозят на запад». Авиаторы срочно обратились к танкистам и пехотинцам, чтобы те воспрепятствовали этому черному делу. Лишь разрозненным группам гитлеровцев удалось выскользнуть из кольца окружения…

Собираясь вместе, ветераны вспоминают о том, сколько различных встреч случалось на их фронтовых дорогах. Приведу один из таких рассказов. Как-то, когда летчики 800-го полка Ю. Гусев и Г. Фроленко вылетели на штурмовку вражеской колонны, к штурману полка капитану М. Степанову дежурный подвел пожилого пехотинца с автоматом и нехитрым походным скарбом за плечами.

— Кого ищешь, батя? — спросил солдата капитан.

— Сынок Юрий у меня в авиации служит. Может, слышали фамилию — Гусев?

— Да, есть, есть такой летчик! Геройский парень, три ордена получил. Только сейчас он на задании, расчищает дорогу пехоте.

Пожилой боец от этих слов будто окаменел, не мог сдвинуться с места. Потом сокрушенно махнул рукой, прошептал сдавленно:

— Какая досада! Сын рядом, а увидеть его не смогу. Времени нет, своих надо догонять…

Степанов знал, каким счастьем было встретить родного человека на неоглядных дорогах войны.

Он не мог задержать отца Гусева, но когда Юрий посадил самолет, поспешил к летчику, рассказал все и дал машину.

— Догоняй отца. Да надень боевые ордена. Пусть порадуется.

Помчалась полуторка по проселочной дороге. В соседней деревне отец и сын встретились…

Счастье встречи с близким человеком — матерью — выпало и младшему лейтенанту М. Белану. С начала войны он не имел весточки — цел ли их дом в Кировограде, жива ли мать…

К вечеру жизнь на аэродроме стала понемногу затихать, экипажи возвратились с боевых вылетов. Михаил подошел к командиру эскадрильи с просьбой разрешить ему навестить родных. Тот разрешил отлучиться до семи утра и наказал, чтобы был летчик внимательным и осторожным. Город освобожден недавно, весь в развалинах — все может быть…

Кировоград показался Белану вымершим: темень, руины, на улицах ни души. Дорога была неблизкой. Около полуночи, наконец, добрался. Вот его дом! Целый! Кто же там теперь? Вошел. За столом сидела его мать — седая, постаревшая вдруг женщина. Она повернулась к нему, и у нее затряслись руки. Попыталась встать, но не смогла. Истомилось, изболелось материнское сердце в безвестности, но верило, что жив, кровинушка.

Миша бросился к матери: «Родная моя! Ты жива!» А мать зашептала, обнимая его: «Сынок, сынок…»

Недолгой была их радость. К утру Михаил вернулся на аэродром, а через два месяца летчик Белан пал смертью храбрых, выполняя боевое задание…

Нечеловеческое напряжение в период наступления сменил кратковременный отдых. Авиаторы обживали свои аэродромы, получали новую матчасть и ремонтировали старую, пополняли боезапасы, горючее, продовольствие. Здесь и застала их радостная весть, которая сразу же облетела весь личный состав — 1-й штурмовой корпус был отмечен в приказе Верховного Главнокомандующего и с 8 января 1944 года получил почетное наименование «Кировоградский».