Физиология наслаждений - [19]

Но вы, не подлежащие цепям предрассудка или сами разорвавшие их; вы, стоящие на высоте современной мысли, вы, окинувшие пространство свободным взором и опознавшие место своего рождения; вы, испытавшие умственное, высшее наслаждение и направившие жизнь к избранным вами целям (целям религии, науки, славы или любви, все равно), – умоляю вас: не уступайте тому пороку, который стянул бы вас с высоты человеческого достоинства в бездну грязи у ваших ног и сломал бы у вас в руках то всеоружие, которым вы как люди обязаны сражаться с грозными врагами, стоящими на пути человечества к истине, добре и красоте. Если вам вовсе незнакомы одинокие удовольствия, не вздумайте приступить к ним в виде пробы или научного опыта; это – опасное испытание. Если же, к несчастью вашему, вы уже обучились им в те годы, когда еще младенчествовал ваш ум, – боритесь с недругом вашим сильнейшим из данных человеку орудий, высшей силой, объединяющей все способности ума, – волей. Воспитайте в себе эту драгоценную мощь упражнением в щедрых, великодушных и даже неблагоразумно-смелых делах; задайте волей своей задачу трудновыполнимую, решитесь бороться чуть ли не с непобедимым; решитесь сделать жизнь вашу согласной с природой вашей как человека, и вы насладитесь двумя высшими наслаждениями жизни – счастьем воли и победы… Но стоит ли пожертвовать ему жалким трепетом мимолетных наслаждений? Если воля ваша слаба по природе вашей или по обстоятельствам, войдите в товарищество с людьми, окрыленными волей; доверьте тайну вашу другу, объединитесь с ним, чтобы силой соревнования, наградами, наказаниями, всем тем, что может и возвысить, и усмирить человека, сделаться достойными высшей и славнейшей из побед – победы над самим собой.

Глава VI. Об удовольствиях вкуса вообще. Сравнительная физиология

Строгий мыслитель, всецело занятый обоготворением «идеи», глядит с презрением на тривиальные удовольствия вкуса; женщина, впечатлительная и нервная, охотно согласилась бы испробовать на самой себе дивный бред Байрона о поддержании жизни одними чувствами любви. Философ же, смело положивший руку на тайны оживленной материи, чтобы спокойно прислушиваться к бьющемуся в ней пульсу, видит в людских сборищах толпы интеллигентных животных, изощряющих ум и мысли, чтобы есть и пить по правилам искусства и науки. Он слышит, как эти люди признаются, что минуты, проведенные за роскошным обедом, среди веселых гостей, бывают лучшим временем жизни, и он не смущается этим и не стыдится имени человека.

Ему известно, что предусмотрительная природа, вложив в человека всепревозмогающую потребность питания, обратила эту необходимость в источник нескончаемых для нас наслаждений. Удовольствие связано с питанием для всех животных вообще, но природа, всегда щедрая в отношении к любимейшему из своих созданий, предоставила человеку целый цикл возможных комбинаций и соображений, целый мир нравственных и физических наслаждений – акт питания, который мог бы и для него оставаться столь же несложным и разнообразным, как и для остального животного мира. Питание начинается с введения в организм материалов, способных возмещать ущерб в силах, затрачиваемых процессом жизни, и потому оно должно производить удовольствие при первом соприкосновении снеди с органами, готовыми переработать их; прикосновение это должно, следовательно, возбуждать чувство осязания.

Простейшие виды животных, получающие пищу посредством эндосмоса, должны ощущать удовольствие питания всеми пунктами своего тела. Материя, их составляющая, ежели только она способна чувствовать, должна или быть снабженной тончайшими фибрами, или вся состоять из однородной, чувствительной массы. В обоих случаях удовольствие вкуса у этих животных не может различаться от других более или менее приятных ощущений, происходящих от удовлетворения иных потребностей и составляющих сложное для них ощущение бытия. Поднявшись ступенью выше по лестнице живых существ, мы встречаем состоящих из однообразного субстанции инфузорий или амёбы, которые, охватив тело, служащее им пищей, всасывают его в невидимый дотоле желудок; по окончании пищеварения желудок скрывается или исчезает. Если подобное существо способно чувствовать что-либо вообще, то удовольствие вкуса должно обнимать все части его тела, поочередно прикасающиеся к охваченной им пище.

Затем мы видим животных уже с постоянным неким углублением в виде желудка, в котором ощущение вкуса как ограниченное местностью должно уже быть интенсивнее; ощущения в подобных существах должны быть чисто осязательными и отличаться одно от другого только по свойствам тех предметов, с которыми они приходят в соприкосновение. И действительно, в низших родах животных, снабженных элементарной нервной системой, один и тот же нерв должен отвечать аффектам всевозможного рода: и простому осязанию, производимому толчком встречных предметов, и половому ощущению, порождаемому щекотанием детородного члена; тот же самый нерв служит и органу вкуса, ежели встреченное тело питательного свойства.

Переходя от этих жалких набросков бытия к животным более совершенным, снабженным двумя различными нервными системами, мы видим, что при самом отверстии, куда влагается пища, преобладают нервы животной жизни, между тем как остальной аппарат пищеварения предоставлен нервам ганглиозной системы. Здесь уже сказывается ощущение вкуса, отдельное от такта внутреннего, хотя у насекомых оно еще не может быть названо специфическим.