Физиология брака - [106]

«Это отвратительно!.. — воскликнул я. — Я молод, полон сил!.. Пусть погибнут все книги в мире, лишь бы остались живы мои иллюзии!»

Покинув свой кабинет, я погрузился в мир парижских улиц. Мимо шли восхитительнейшие особы, и я очень скоро почувствовал себя совсем не старым. Первая же молодая, прекрасная и со вкусом одетая женщина, которая попалась мне на глаза, огнем своих взоров развеяла чары, которым я едва не покорился. Не успел я войти в сад Тюильри, куда и направлялся, как заметил прототип той матримониальной ситуации, до которой дошло мое повествование. Пожелай я изобразить характер, идеальную сущность, воплощение Брака, как я его понимаю, ни я, ни сама Святая Троица не смогли бы сделать это лучше; передо мной был красноречивейший его символ.

Вообразите себе женщину лет пятидесяти, одетую в красно-коричневый мериносовый редингот; в левой руке она держит зеленый поводок, другой конец которого прикреплен к ошейнику прелестного английского гриффона, а правой опирается на руку мужчины в коротких штанах, черных шелковых чулках и шляпе с причудливо вздернутыми краями, из-под которой с двух сторон вырываются белоснежные «голубиные крылья»[371]. Маленькая косичка, не толще гусиного пера, болтается на его желтом и довольно жирном затылке, выглядывающем из-под опущенного воротника потертого фрака. Супруги выступали чинно и величаво, причем муж, которому было никак не меньше семидесяти лет, то и дело любезно останавливался, пережидая очередную проказу гриффона. Я поспешил навстречу этой паре — моему Размышлению во плоти, и был до крайности изумлен, узнав маркиза де Т***, друга графа де Носе, много лет назад задолжавшего мне окончание истории, начало которой я привел в «Теории кровати» (см. Размышление XVII).

— Честь имею, — сказал он мне, — представить вам госпожу маркизу де Т***.

Я почтительно поклонился даме с бледным, морщинистым лицом, производившим безрадостное впечатление, которое нимало не скрашивали уложенные кругом головы плоские локоны. Дама была слегка нарумянена и напоминала провинциальную актрису.

— Не знаю, сударь, — сказал мне старик, — чем вам не нравится такой брак, как наш?

— Он противен римским законам!.. — отвечал я со смехом. Маркиза бросила на меня взгляд, полный тревоги и неодобрения, который, казалось, говорил: «Пристало ли мне в мои годы быть простой наложницей?..»

— Итак, ваш труд закончен? — спросил маркиз тем вкрадчивым голосом, какой отличает представителей старинной аристократии. Комментарием к этим словам послужила сардоническая усмешка.

— Почти, сударь, — отвечал я. — Я дошел в своем повествовании до той философической ситуации, в которой, кажется, пребываете теперь вы, но, признаюсь...

— Нуждаетесь в идеях?.. — докончил он за меня фразу, которую я затруднялся выговорить. — Ну что ж, вы смело можете утверждать, что на закате своих дней человек (я разумею, человек мыслящий) приходит к тому, что отказывает любви в праве на те безумства, какие позволяли ей творить наши иллюзии!..

— Как! Неужели вы станете отрицать существование любви на другой день после свадьбы?

— Вы правы, — согласился он, — на другой день после свадьбы для любви есть некоторые основания, но, — шепнул он мне на ухо, — нынче мой брак — не что иное, как сделка. Я купил уход, заботу, услуги, в которых нуждаюсь, и уверен, что со мной будут обходиться так предупредительно, как того требует мой возраст; все состояние я отказал племяннику, так что моя жена будет наслаждаться богатством, лишь покуда я жив; вы понимаете, что поэтому...

Я бросил на старца взгляд столь пронзительный, что он пожал мне руку и произнес: «Внешность обманчива, но у вас, кажется, доброе сердце... Одним словом, знайте, что я припас для нее в завещании приятный сюрприз...» — закончил он весело.

— Пошевеливайтесь, Жозеф!.. — воскликнула маркиза и пошла навстречу слуге, несшему в руках шелковый редингот, подбитый ватой. — Господин маркиз может простудиться.

Старый маркиз надел и запахнул редингот, а затем, взяв меня под руку, увлек в тот угол террасы, который ярко освещало солнце.

— В вашем сочинении, — сказал он, — вы наверняка описывали любовь с точки зрения юноши. Но если вы желаете исполнить те обязательства, какие накладывает на вас слово «эк...», «элек...»

— Электрический... — подсказал я с улыбкой, ибо старец никак не мог свыкнуться с этим философическим термином.

— Я прекрасно знаю это слово!.. — возразил маркиз. — Итак, если вы в самом деле желаете быть электичным, вам следует высказать несколько зрелых суждений о любви, которые я вам сейчас сообщу, причем не стану оспаривать у вас честь их авторства — если здесь вообще уместно говорить о чести; это будет ваша часть наследства, а на большее не рассчитывайте.

— Идеи — если они хороши — стоят дороже любых денег! Поэтому я с величайшей признательностью выслушаю вас.

— Любви не существует, — продолжал старец, глядя мне в глаза. — Любовь — это даже не чувство, это злосчастная необходимость, нечто среднее между потребностями тела и потребностями души. Впрочем, попробуем исследовать этот общественный недуг, взглянув на него так, как смотрите вы, юноша. Я полагаю, что вы можете видеть в любви либо потребность, либо чувство.