Физики — учителя и друзья - [57]
Создание атомного оружия в нашей стране шло своим путем.
В 1943 году, как только Советская Армия освободила Харьков, туда отправился К. Д. Синельников, чтобы восстановить местный Физико-технический институт и прежде всего заняться изучением цепных реакций.
В том же году в Ленинград прилетел А. Ф. Иоффе.
Он дал нам задание готовиться к работам по ядерной физике. Уже присмотрели подходящие помещения в институтах химической физики и Политехническом. Иоффе хотел сосредоточить основные работы по физике атомного ядра именно здесь, где они с успехом велись до войны. Однако Ленинград еще оставался в блокаде, развертывать столь сложные и трудные исследования, когда фашисты стоят у самых его стен, было нецелесообразно.
Правительство решило организовать эту работу в Москве. Там, в наскоро достроенном здании, одиноко стоявшем за Окружной дорогой, Игорь Васильевич Курчатов создал свою, ныне знаменитую, лабораторию № 2, превратившуюся потом в Институт, атомной энергии Академии наук СССР, носящий имя своего основателя. В эту лабораторию перешли и многие талантливые ученые из нашего Физтеха.
Лаборатория № 2 стала главным центром решения атомной проблемы, но работы хватило физикам и в других местах. Участвовал в ней и ленинградский Физтех.
Самой сложной задачей являлось разделение изотопов урана. Как строить атомную бомбу, ученые себе представляли, нужен был только соответствующий материал. Природный уран — это смесь двух изотопов С атомным весом 238 и 235, причем первый составляет 99,3 процента всего вещества. На 140 частиц урана-238 приходится лишь одна частица урана-235, а его-то и надо выделить.
К решению этой проблемы руководство института привлекло также и меня. Здесь много инициативы, умения проявили А. П. Александров, С. Е. Бреслер, С. Н. Журков, Б. П. Константинов, Е. В. Кувшинский, В. М. Тучкевич и другие. Они предлагали свои методы разделения, испытывали их, искали наиболее рациональный и простой. Для каждого метода требовались приборы, оригинальное оборудование. Их приходилось придумывать и делать мне. Работали, не жалея сил, не считая часов. И день и ночь занимались срочными делами. Бывало, мы неделями не выходили из лаборатории.
Именно в это время я еще больше сдружился с Павлом Павловичем Кобеко, еще лучше узнал этого замечательного ученого и человека. Как первый заместитель директора, Павел Павлович непосредственно руководил работой, которая шла в институте. Его тоже можно было видеть там и днем, и ночью. Общительный и жизнерадостный, он умел поддержать дух уставших товарищей добрым словом, веселой шуткой. Случалось, темной зимней ночью мы сидели в лаборатории без сна, ожидая результатов эксперимента. Чтобы скоротать время, начинали рассказывать смешные истории и небылицы. Самым изобретательным рассказчиком оказывался Павел Павлович. Но слушали его с интересом не только в такие минуты. Его слово вообще очень много значило для нас. Кобеко был крупным ученым. А. Ф. Иоффе справедливо писал о Кобеко и Курчатове: «Результаты их научной деятельности навсегда останутся в истории физики».
…Павел Павлович появился в Физтехе еще в начале двадцатых годов. Сперва он подвизался в скромной роли не то уборщика, не то чернорабочего, но в разговорах с учеными, которым ему приходилось помогать, смело, интересно рассуждал о сложных технических проблемах. На него, конечно, обратили внимание, привлекли к научной деятельности. П. П. Кобеко успешно работал вместе с И. В. Курчатовым, исследуя диэлектрики. Этой областью он занимался й потом, когда Игорь Васильевич переключился на ядерную физику. Павел Павлович разрабатывал физику твердого тела в далекие довоенные времена, когда этот раздел науки, приобретший в наше время первостепенное значение, только зарождался.
Еще 40 лет назад Кобеко предсказывал огромные возможности, которые открывает применение в технике полимеров, аморфных тел, твердых растворов. Теперь мы видим, что его предсказания блестяще подтверждаются. Но он не только смотрел в будущее, он 203 успешно работал для настоящего. Я уже упоминал об эскапоне, благодаря которому могли действовать наши: радарные установки во время войны. Кобеко нашел, создал этот материал и организовал в институте его производство, не прекращавшееся во время блокады.
Эскалон получали из синтетического каучука путем полимеризации. Первоначально она производилась, как обычно, на горячих прессах. Операция была сложная. Кобеко нашел способ обойтись без нее и получать готовые детали, не требующие технической обработки.
Их стали изготовлять в пресс-формах, что значительно легче и быстрее.
Человек огромной работоспособности, Кобеко обладал и золотыми руками. Он умел не только поставить тонкий эксперимент, но и сам сделать все, что для этого эксперимента нужно. Мог изготовить стеклянный спай, натянуть в электрометре микронную нить, очистить ртуть для диффузионного насоса…
Работу по разделению изотопов мы вели в какой-то мере параллельно с московской группой, соревнуясь с ней. Кобеко думал не о том, кто именно достигнет успеха первым, — для него было важно лишь, чтобы удача пришла быстрее. Он без всяких споров переводил в московскую лабораторию наиболее сильных физтеховцев. В Москве начали строить циклотрон, и Кобеко предложил для ускорения дела использовать детали, имевшиеся у нас в институте.
