Физическая культура и спорт в отражении философских и социологических наук. Социология спорта - [70]

Одним из наиболее выдающихся сторонников подобной точки зрения являлся (по его собственным публичным признаниям и заявлениям) сам основатель современного олимпийского движения Пьер де Кубертен, утверждавший, что «новое олимпийское движение должно стать религией со своей церковью, догматикой и культом».

Не чужды религиозно-мифологической концепции современного профессионального спорта и другие известные философы и спортсмены, например Ганс Ленк. Хотя следует отметить, что Ленк довольно далек от позиции религиозной радикальности в трактовке данной темы и выступает скорее даже не за секуляризированную спортивно-культовую форму, а за внерелигиозное символическое мифотворчество в сфере философской идеологии профессионального спорта.

Наряду с соответствующим образом тенденциозно ориентированными, но при этом вполне умеренными по своим взглядам авторами, обращают на себя внимание весьма и весьма полемичные (в силу своего крайнего радикализма) точки зрения по рассматриваемой теме. Особенно подобный радикализм, на наш взгляд, характерен для группы относительно молодых авторов, настроенных решительно и критично. Сжато и обобщенно их кредо выражено, к примеру, в небольшом аналитическом материале А. В. Кыласова. Он комментирует известные религиозные призывы Пьера де Кубертена в двух плоскостях:

– религиозной, противопоставляя христианство и «язычество»;

– политической (в контексте подготовки к Играм XI Олимпиады 1936 г. в столице нацистской Германии).

Оба избранных А. В. Кыласовым фокуса рассмотрения темы в определенной степени фактологически и теоретически обоснованы, но, несмотря на это, достаточно дискуссионны, что мы и попытаемся доказать сначала кратко и тезисно, затем более развернуто и фундаментально.

Подобное развернутое (да и краткое) доказательство неизбежно должно выйти за рамки чисто философски-умозрительного анализа. Оно, по нашему мнению, должно опираться не только на философские сентенции, но и на подтверждающие, детализирующие их исторические сведения, материалы из области политологии, культурологи, религиоведения. Поэтому мы (надеемся, что с достаточным основанием) предпочитаем позиционировать свой авторский подход к теоретическому исследованию темы религиозно-политического институционального оформления спорта как научно-философский.

Для начала обратимся к небольшой работе А. В. Кыласова «Религиозная сущность Олимпизма или культурно-религиозная сущность Олимпизма».

С явным возмущением комментируя официальные высказывания и обращения Пьера де Кубертена, отражающие стремление последнего создать из олимпийского движения новоявленную «религию атлетов», Кыласов справедливо признает, что Кубертен «не дал ей сколько-нибудь четкого определения», поскольку сам «судя по всему, не имел явного представления о будущем восприятии Олимпизма». Однако автор рассматриваемого материала упоминает, опять же совершенно справедливо, что попытка сакрализации Олимпизма была поддержана Гитлером именно в виде реставрации языческого культа (строительство Церкви Спорта в Берлине с символом орла и свастики). Также Кыласов акцентирует внимание на двух моментах:

– на попытке основателя современного Олимпизма «ввести (по образцу древней Греции) „олимпийский“ отсчет времени»;

– на том обстоятельстве, что «языческий и оккультный характер устройства античных игр» якобы привел к изданию императором Священной Римской империи Феодосием I в 394 г. н. э. прохристианского указа, запретившего проведение Игр.

На основании вышеприведенных и других аргументов А. В. Кыласов предложил свою собственную реконструкцию «четкого определения» «религии атлетов» как «современной разновидности общественного сплочения, основанного на идолопоклонстве и культе героев. Опираясь на светскую, телесно-материальную основу, – считает Кыласов, – Кубертен реставрировал мифологию древних греков… создал гражданскую религию с верой в Олимпийские идеалы, снабдив ее символикой, ритуалами и социальными институтами». «Отсутствие высшего существа в культе Religio athletae, – завершает свой анализ автор, – позволяет сделать заключение о синкретизме, свойственном вере в идеалы Олимпизма, что не мешает адептам RA сохранять свою принадлежность к любым другим формам вероисповедания».

В чем-то (но далеко не во всем) соглашаясь с заключительными выводами А. В. Кыласова, мы вынуждены обратить внимание на недостаточно достоверный характер многих использованных им аргументов, частично разрушающий его доказательную конструкцию и логически «подвешивающий» главный тезис о религиозно-светсткой сущности «религии атлетов», якобы противостоящей духу христианской религии. Сам автор рассматриваемого материала по каким-то причинам не сформулировал данный тезис в явном виде, но подал его концептуально, а также выразил в следующем риторическом вопросе: «Но не была ли в этом случае приверженность Кубертена христианским ценностям показной, не служила ли она прикрытием для какой-то иной религиозной или псевдорелигиозной трактовки возрождения Игр?».

1. В качестве комментария заметим следующее. Даже косвенную версию о якобы «нацистских» пристрастиях Пьера де Кубертена нельзя строить на факте политической заинтересованности Гитлера в проведении Олимпийских игр в Берлине, причем нельзя как в светском, так и в религиозном смысле. Гитлер (как и Сталин и другие высшие политические руководители ведущих европейских держав в 30-е годы прошлого столетия) сделал ставку на политическую (предвоенную) модель или схему развития спорта с целью на ее базе усилить свою авторитарную власть и перейти от авторитарного к еще более жесткому политическому режиму. Режиму, базирующемуся на расистском культе «сверхчеловека» или «истинного» человека и четко ориентированному на внешнюю военную агрессию под лозунгом борьбы за жизненно важные территории. В этом чисто политическом смысле статус центра мирового спортивно-агонального движения Гитлеру был крайне важен.