Фишки нА стол! - [66]

В "обезьяннике" задержанный также продолжал вести себя странно — скорчился на полу и тихонько скулил.

Прибывшие медики вынесли диагноз: "нервное потрясение, клаустрофобия". Об уголовном деле забыли. Сыщики небезосновательно опасались, как бы не пришлось отвечать за явную психическую травму задержанному. По нынешним временам, за это можно было поплатиться. Даже потерпевшая, узнав, что он, видимо, останется на нервной почве импотентом, обозвала милицию "изуверами" и пригрозила пожаловаться.

После этого сели забить фишки.

— Ну, значит, главк против отделения, — заметил Кулинич, оценив рассадку соперников за столом. Сам он очутился напротив Муравьева, а Иванову выпало играть в паре с Пчелкиным.

Согласно старой русской традиции, опера каждый день на работе "забивали фишки". А в свободное время, за фишками, естественно, обсуждали служебные вопросы.

— По делу еще кучу справок собирать. Иван, ты нам окажешь содействие?

— Вы думаете, у меня нет дел кроме вашего? — парировал Иванов. — Вот хотя бы аналогичное убийство-бытовуха на площади Восстания. Одного МИДовского чиновника прирезали. Так я практически в одиночку все раскрыл! Там, кстати, тоже вони много было, с Минобороны один генерал-лейтенант все наезжал, но, конечно, с вашим демократом не сравнить.

####

— Жбан его в суд все же загнал.

####

— "Рыба"! — торжествующе провозгласил Иванов, грохнув по столу костяшкой. — Считайте фишки!

Кулинич разочарованно вывалил на стол содержимое своей ладони. Взглянув на фишки партнера, он присвистнул.

— Это наша "рыба".

— И нам, кажется, хватает, — заглянул Муравьев в "пулю".

Через месяц, пасмурным декабрьским утром в старинном особняке, что живописно красовался на высоком холме над Москвой-рекой, слушалось дело по обвинению гражданина Гринберга Руслана Аркадьевича в совершении умышленного убийства без отягчающих обстоятельств.

Народу в зале было достаточно много — человек двадцать. Пришли несколько студентов. Хотя ажиотаж давно прошел, и Киндер решил не поднимать шумиху вокруг процесса, здраво рассудив, что популярности СД это не добавит, кое-кто из его соратников, которых не удалось убедить, развесил объявления о предстоящем судебном заседании. В итоге собралось несколько любопытствующих. Слава богу, обошлось без журналистов.

В первом ряду сидел Иванов, с профессиональным интересом наблюдая за работой адвоката. Виталий Ноевич Зверев с таким видом, как будто только что нашел на дороге тысячу долларов (возможно, именно так и случилось), перебирал толстую пачку бумаг, то и дело рисуя на них какие-то пометки или отчеркивая отдельные фразы желтым фломастером.

А возле окна устроился на первый взгляд ничем не примечательный мужчина средних лет. На второй, более подробный взгляд он также ничем не выделялся, и это обстоятельство бросалось в глаза. Хотелось сказать, что он "в штатском", хотя никто вокруг тоже форму не носил. На протяжении всего заседания он сидел неподвижно и не выказывал абсолютно никаких эмоций.

Из официальных лиц в зале первой появилась секретарь суда — ухоженная семнадцатилетняя дама с видом Снежной Королевы. Усевшись за свой столик, она разложила целую пачку бумаг и начала непонятно что строчить в блокноте.

Затем появился милицейский сержант из конвойной роты. Окинув зал беглым взглядом, задержавшимся на секретарше, он вошел и направился проверить окна. Проходя мимо секретарши, сержант положил ей руки на плечи, нагнулся и прошептал на ухо что-то, по его мнению, ласковое, а судя по выражению лица секретарши, весьма похабное. Она пискнула и передернула плечами. Сержант ухлестывал за нею давно и при этом не отличался изысканностью манер. К примеру, он полагал комплиментом ущипнуть даму за попку, что, однако, не совпадало с ее представлениями. От другого секретаря, Мариночки Тузовой он уже разок получил за такой "комплимент" профессиональный пинок по голени, после чего она ему разонравилась.

Оставив секретаршу, конвойный сержант направился к "скамье подсудимых" обыкновенной деревянной банкетке с поставленным перед ней ученическим столом. Он заглянул под банкетку в поисках припрятанных записок и сунул руку в стол.

Резкий металлический щелчок, нечленораздельно-матерный вопль сержанта и сдавленное хихиканье секретарши прозвучали одновременно. Конвоир выдернул из-под крышки стола руку, на которой болталась хорошо известная и достаточно примитивная по конструкии адская машина, именуемая по традиции мышеловкой. Он злобно покосился на Снежную Королеву, швырнул в нее мышедавку и с грохотом вышел. С задних рядов послышались аплодисменты. Секретарша торжествующе посмотрела ему вслед, смахнула со своего стола мышеловку и поправила юбку, подтянув ее повыше.

В зал ввели Гринберга. Один сержант шел впереди арестанта, второй сзади. Инвалид мышеловки появиться в зале второй раз не рискнул. Гринберг несколько недоуменно покосился на студентов, еще больше развеселившихся при виде его "матросской" походки. В изоляторе Гринбергу пришлось самому сходить туда, куда он по недомыслию послал своих сокамерников. После процедуры его стали посещать философские мысли о бренности всего сущего.