Фиолетовая гибель - [57]

— И сам Джеймс вчера ночью что-то говорил, что он придумал еще какой-то новый эксперимент, — добавил Клайд. — Только он решительно отказывался сказать, в чем там дело, помнишь? Очевидно, он хотел сначала узнать, что получится с новой порцией пепла… Мэджи, вы и в самом деле очень помогли нам своим рассказом, — приветливо обратилея он к девушке, которая с недоумением переводила взгляд то на одного, то на другого, пытаясь уловить смысл их отрывистых фраз.

— Но я ничего, совсем ничего не понимаю в том, что вы говорите, — жалобно сказала она, поднимая на Клайда печальные глаза. — И почему я помогла, тоже не могу сообразить. Мне кажется, в том, что я сказала, нет ни капельки интересного…

Фред пренебрежительно фыркнул: о чем еще можно говорить с глупой девчонкой, до которой не доходят самые элементарные вещи! И тут же Фред спохватился: «Черт знает о чем я думаю, когда тело Джеймса, накрытое простыней, лежит там, в палатке!..» Он покосился на открытый полог.

Под лучами яркого солнца, заливавшего поляну, вход в палатку, остававшийся в тени, зиял как хмурое напоминание о том, что случилось всего только сегодня утром, и о том, чего уже нельзя исправить…

Фред отвернулся, его сердце сжала боль. «Коротышка, вот до чего довели тебя твои эксперименты, — подумал он. — Ведь так и погубила тебя твоя космическая плесень, фиолетовая плесень, которая убивает все, сначала насекомых, потом маленьких животных, а потом… Потом? Погоди, погоди, я что-то подумал насчет потом… — силился он напомнить себе вдруг ускользнувшую мысль. — Что я подумал потом?.. Что-то очень важное, ей-богу, очень важное. Вот проклятая штука, проскочило что-то в голове и исчезло. А что, никак не могу вспомнить…»

Он почти не слышал, как Клайд мягко ответил Мэджи:

— Сейчас я попробую вам все объяснить. Конечно же, вам так трудно понять. Дело вот в чем…

И он коротко рассказал ей, как Джеймс Марчи случайно заметил, что оброненный им с трубки пепел вызвал усиленный рост космической плесени и как, очевидно, Джеймс решил повторить этот опыт уже со всей оставшейся в метеорите плесенью. Поэтому он и закурил трубку тогда, вечером, а потом посыпал пеплом метеорит, — рассчитывая, что это даст еще больший эффект. Ведь из того, что рассказала Мэджи, выходит, что именно так обстояло дело. Уже ночью Джеймс говорил им, что он сделал еще что-то, но умолчал, о чем шла речь. Он, по всей видимости, хотел проверить утром, какой эффект даст новый эксперимент, и поэтому на рассвете поспешил к метеориту, и вот…

Мэджи слушала Клайда затаив дыхание, боясь проронить хотя бы слово. Она только теребила свой мокрый носовой платок, ей хотелось разорвать его на куски; она спохватывалась и снова сжимала его, потому что ведь это глупо: маленький кусочек шелка в ее руках не имел никакого отношения к рассказу Клайда, и опять, забыв об этом, теребила его. А потом она вспомнила, что таким же мокрым маленьким носовым платком Джеймс вчера вечером в лесу пробовал вытереть ей слезы, чтобы утешить от рыданий, и от этого новые слезы навернулись на ее глаза, и она едва удержалась от того, чтобы не заплакать, и опустила голову вниз.

Клайд все еще говорил, а Мэджи думала: милый Джеймс, милый Коротышка, он так трогательно, так робко рассказывал ей вчера о своих чувствах, о том, что он любит ее… «Нет, такого слова не было, но ведь я знаю, — думала Мэджи, — я знаю, что он думал так!» И честное слово, никогда еще и никто не говорил с нею о любви так беспомощно и так убедительно, как милый, ласковый Коротышка, который избегал даже самого слова «люблю», но оно громко звучало в каждой его фразе и даже в молчании, когда он бесповоротно терялся, не зная, что ей ответить. Джеймс, Джеймс, и вот… Она взглянула в сторону палатки, где лежало тело Джеймса Марчи, и еще ниже опустила голову, пряча нахлынувшие рыдания. Но они прорвались снова безудержным плачем, от которого судорожно вздрагивали плечи и перехватывало дыхание.

— Мэджи, Мэджи, ведь я вовсе не хотел расстраивать вас, — растерянно проговорил Клайд, протягивая к ней руку. — Мэджи, успокойтесь, не надо плакать, этим ничему не поможешь… Ай, как плохо, что я расстроил вас, Мэджи!

— Нет… это не то… не надо, не утешайте меня, — сквозь бурные слезы отвечала она. — Я сама… сама… это пройдет…

— Оставь ее, — вполголоса сказал Фред, кладя руку на плечо Клайда. — Это как пришло, так и уйдет. Я знаю. Давай займемся лучше одним делом. — И он поднялся, большой и громоздкий.

— Каким делом? — удивленно спросил Клайд, все же поднимаясь на ноги следом за ним.

— Пойдем в палатку Джеймса. Думаю, что она уже хорошо проветрилась после того, как ты вынес оттуда и сжег плесень.

— А зачем? — снова удивился Клайд.

— Ну хотя бы затем, чтобы посмотреть, все ли в ней в порядке. Тогда переселим туда ее. — Он кивнул головои в сторону Мэджи. — Мне, знаешь ли, не очень нравится сон на открытом воздухе.

Клайд неодобрительно посмотрел на Фреда, но ничего не сказал. Бросив еще один сочувственный взгляд на продолжавшую плакать Мэджи, он пошел за Фредом к палатке Джеймса.

Ее полог был все еще открыт, как его оставил Клайд. И воздух был совсем чистый. Фред оказался прав: очевидно, его все время заражала острым удушающим запахом плесень. Перед тем как войти в палатку, Фред Стапльтон обошел ее вокруг и поднял со всех сторон боковые полотнища.