Финт - [3]

Он – выжил; он же Финт, проныра и умница. Он знал всех и каждого – и его все знали. Он в жизни не бывал в казенном доме, он мог обогнать самую проворную «ищейку» с Боу-стрит, а теперь, когда их всех прижучили и сместили, он и от любого пилера[1] удерет как нечего делать. Нельзя арестовать человека, пока его не сцапаешь, а до Финта никому покамест и пальцем не удалось дотронуться.

Нет, Генри-то – ни разу не проблема, но вот Чарли… о да, Чарли, он явно из тех, которые человека насквозь видят. От Чарли чего угодно можно ждать, прикидывал про себя Финт; этот джентльмен знает все ходы и выходы и мысли читает, его жалостными словами да очковтирательством не проймешь, – опасный тип, одно слово. А вот и он, явился – не запылился, спускается по лестнице, позвякивая монетами.

Чарли кивнул кухарке, что убирала со стола, и присел на скамью рядом с Финтом: тому пришлось слегка подвинуться, уступая место.

– Значит, Финт, говоришь? Так вот, – начал он. – Думаю, вам приятно будет узнать, что юная леди, с которой вы нам так помогли, уснула в теплой постели после того, как врач наложил несколько швов и дал ей лекарство. С ней все благополучно. Увы, не могу сказать того же о ее нерожденном дитя, который этой страшной эскапады не пережил.

Дитя! Это слово обрушилось на Финта подобно полицейской дубинке, но, в отличие от дубинки, осталось при нем. Дитя… на протяжении всей беседы слово это никуда не делось: маячило в поле зрения и не отпускало.

– Я не знал, – только и сказал он вслух.

– Не сомневаюсь, что не знали, – кивнул Чарли. – В темноте это всего лишь одно из многих чудовищных преступлений, совершенных нынче ночью; вам об этом известно, Финт, не хуже меня. Но это имело дерзость произойти на моих глазах, так что я не прочь провести небольшое полицейское расследование, но не вовлекая полицию, которая, как я подозреваю, в данном конкретном случае особого успеха не добьется.

Лицо Чарли оставалось абсолютно непроницаемым – даже для Финта, который здорово наловчился читать по лицам. А Чарли между тем очень серьезно продолжал:

– Любопытно, а те джентльмены, с которыми вы столкнулись и которые докучали девушке, знали ли они про дитя; возможно, этого мы так никогда не выясним – а возможно, что и выясним. – Вот вам пожалуйста: это решительное «выясним» – словно острый нож: врезается все глубже, пока не доберется до разгадки. А в лице Чарли по-прежнему не дрогнул ни один мускул. – Любопытно, а не в курсе ли об этом еще какой-нибудь джентльмен; так что, сэр, вот ваши два шиллинга – плюс еще один, если вы ответите мне на несколько вопросов, ибо я надеюсь-таки докопаться до сути этого странного происшествия.

Финт покосился на монеты.

– Что еще за вопросы такие?

Финт жил в мире, где вопросов никто никогда не задавал, кроме разве: «Почем?» или «Что мне с этого будет?». И он знал, знал доподлинно, что и Чарли об этом отлично известно.

– Вы умеете читать и писать, мистер Финт? – продолжал Чарли.

Финт склонил голову набок.

– И мне дадут шиллинг, если я отвечу?

– Нет, не дадут! – рявкнул Чарли. – Но за этот пустячок я, так и быть, расщедрюсь на фартинг, не больше; вот фартинг – где ответ?

Финт проворно схватил монетку.

– Могу прочесть «пиво», «джин» и «эль». Незачем голову забивать ненужной трухой, я так считаю. – Не померещилось ли ему, что на губах собеседника промелькнула тень улыбки?

– Да вы прирожденный академик, мистер Финт. Наверное, мне стоит вам сообщить, что с юной леди, хм, обошлись очень дурно.

Чарли уже не улыбался. Финт, внезапно запаниковав, закричал:

– Это не я! Я ничо ваще не делал, я ее пальцем не тронул, Господь свидетель! Я, может, не ангел, но и не гад!

Финт попытался вскочить на ноги, но тяжелая рука Чарли удержала его на месте.

– Вы ничо ваще не делали? Вы, мистер Финт, ничо ваще не делали? Если вы и впрямь «ничо ваще» не делали, стало быть, делали что-то другое; вот вы сами себя признали виновным. Я абсолютно уверен, что в школе вы никогда не учились, мистер Финт; для этого вы слишком умны. Хотя ходи вы в школу и породи вы фразу «я ничо ваще не делал», учитель точно бы выдрал вас розгой. А теперь послушайте меня, Финт; я готов признать, что вы ничем не навредили этой леди; и у меня есть для этого веская причина. Возможно, вы не заметили, но у нее на пальце золотое кольцо, крупнее и вычурнее которого я в жизни не видывал, – такое кольцо что-нибудь да значит! – и если бы вы собирались причинить ей вред, вы бы его стянули в мгновение ока – как только что стибрили мою записную книжку.

Финт заглянул в его глаза. О нет, с этим типом лучше не связываться, тут двух мнений быть не может.

– Я, сэр? Что вы, сэр, – запротестовал он. – Я ее просто подобрал: она, верно, вывалилась, сэр. Честно собирался вернуть ее вам, сэр.

– Я, конечно же, безоговорочно верю каждому вашему слову, мистер Финт. Хотя должен признать, что не могу не восхититься тем, как вы в темноте не только разглядели записную книжку, но еще и сразу поняли, что она принадлежит мне; я прямо-таки до глубины души потрясен, – усмехнулся Чарли. – Успокойтесь; я просто хотел, чтобы вы поняли: мы тут не в игрушки играем. Когда вы сказали: «Я ничо ваще не делал», вы свое утверждение щедро сдобрили отрицанием – грубо, но выразительно, понимаете? Мы с мистером Мэйхью отдаем себе отчет, что в этом городе дела по большей части обстоят хуже некуда, а это, между прочим, значит, что мы в таких вещах разбираемся и пытаемся разными способами привлечь внимание общественности, или хотя бы той части общественности, которая не вовсе равнодушна. Поскольку вы явно сочувствуете юной леди, вероятно, вы могли бы поспрашивать тут и там или хотя бы держать ушки на макушке: вдруг чего-нибудь услышите ненароком – откуда она взялась, кто такая, ну хоть что-нибудь. Ее жестоко истязали, и я не имею в виду домашнюю ссору, пощечину там. Ее били кулаками и кожаным ремнем. Кулаками! Снова и снова, судя по синякам, и это, мой юный друг, еще не все!