Финишная прямая - [52]

Дэвид Култхард тоже один из приятных парней. Мне трудно поставить его на одну ступень с Хаккиненом в отношении базовой скорости. Но, по крайней мере, в 1997 году он, казалось, лучше умел использовать шансы. И пусть иногда решающей оказывалась обычная удача. Что ж, надо иметь везение, я в этом кое-что понимаю.

Из молодых я бы назвал лучшим Джанкарло Физикеллу. Он часто хорошо настраивает свою машину, почти не попадает в аварии и супер-быстр. По поведению он не мой тип: золотые цепочки на каждом запястье и надвинутые на лоб темные очки. Возможно, ему немного не хватает английско-скандинавской натуры, уже упомянутой твердости в голове, которая очень помогает в климате Гран-при.

Если уходящий австрийский гонщик остается сдержанным по отношению к занимающим освободившиеся место молодым австрийцам, то это, возможно, кажется странным или даже завистливым к молодости и свежим шансам. Но я надеюсь, что ко мне это не относится.

Как человека, я слишком мало знаю Александра Вурца. Я только вижу, что для своего менеджмента он собирает вокруг себя людей, которые мне не нравятся. Не вопрос, у Алекса есть талант. Является ли он супер-талантом? Тут я настроен скептически, вообще-то он мог бы больше показать в Формуле 3. В Формуле 1 одно третье место в Сильверстоуне говорит о меньшем, чем тот факт, что ему удалось победить Алези в двух из трех квалификаций. Это действительно захватывающе. Вурц завоевал себе шанс в Benetton, теперь он может его использовать. Если у него получится, я буду искренне ему аплодировать.

Глава 12. Отец. Часть 1

Наша семья функционировала обычным для шестидесятых годов порядком. Мама воспитывает детей (Клаудия была на четыре года младше меня), готовит еду, стирает, объединяет все частные стороны жизни. Отец каждый день по двенадцать часов на работе, зарабатывает с нуля средства к существованию.

Однажды он купил грузовик, потом второй, и в один прекрасный день у него их стало двести пятьдесят.

Мои воспоминания начинаются еще в период нашей бедности. Я уже рассказывал в главе «Ferrari», что две недели каникул в Риччионе были вершиной семейной жизни, настоящим блаженством. Сначала мы пользовались водным велосипедом, но вскоре наступила очередь арендованного мопеда и трассы картинга.

У моего отца не было типичной для взрослых боязливости. Он разрешал мне почти все намного раньше положенного обычно времени. Первый маленький мотоцикл я получил в шесть или семь лет. В двенадцать я хотел мопед, но отец полагал, что нельзя излишне напрягать великодушие жандармерии. Потом я сломал ногу, катаясь на лыжах. Это разжалобило его, и он купил мне мотовелосипед, чтобы мне не нужно было далеко ковылять в гипсе. Гипсовая нога впоследствии поехала со скоростью 80, потому что мотовелосипед, разумеется, был улучшен.

Тогда предприятие отца работало уже очень успешно. Я заметил это по тому факту, что получил в подарок замечательные лыжи и лыжные ботинки.

Половину каникул я должен был работать на фирме. Сначала это были вспомогательные обязанности в бюро. Потом уже была регулярная работа в мастерской. Так я получил хорошее понимание того, как устроен мир, и рано стал самостоятельным.

Мне было не больше 16, когда отец стал ссужать мне деньги на покупку автомобилей после аварии. Я ремонтировал их и снова продавал, естественно, с прибылью. Я должен был своевременно и точно возвращать деньги, как в банке, вместе с накладными расходами. Я понял раз и навсегда: «выручка минус инвестиции минус расходы равняется чистой прибыли». В Тироле у нас есть для этого грандиозное понятие Uberling,[36] лучше суть дела и не выразишь.

Частью системы было также и корректное деловое поведение. Я вполне мог бы высказать пару хитрых идей, как можно было бы на аварийном автомобиле урвать со страховой компании еще один быстрый шиллинг. Но отец был тут непреклонен и говорил — «нет, так мы делать не будем». При всей ловкости его делового ума у него всегда были четкие границы поведения. И так же четко он передал их мне.

Раннюю самостоятельность взрослого человека я воспринимал фантастически, ни в коем случае не как обузу, а как предмет, обогативший мою юность. Я совершенно убежден, что метод, по которому я взрослел, имеет много общего с более поздними моими успехами и оптимистичным отношением к жизни.

Единственная тема, в которой у нас с отцом возникали проблемы, была моя школьная карьера. Он мечтал о сыне, который ходит в умную школу, да еще и учится там каким-то умным вещам.

Это не могло воплотиться. Для этого я был чересчур нахальным и непокорным учителям, кроме того, вся эта школа меня абсолютно не интересовала. Поэтому вся энергия автоматически должна была вылиться в разные выходки, в то, что сейчас называют practical jokes.[37] Я добился того, что мне можно было учиться на автомеханика, и эта профессиональная школа уже сама по себе была достаточно неприятной. Мои шутки над учительским корпусом были действительно беспощадны, зато ученические успехи были на нулевой отметке. Основное заключение учителей было: «Бергер, из тебя никогда ничего не получится».

Как отец смог в самый дикий период моей жизни (скажем, от 12 до 18 лет) остаться хладнокровным, можно объяснить только его огромной сердечностью и мужеством. Он не боялся за себя, поэтому не боялся и за сына, какие бы глупости тот не совершал. Ему было приятно не знать обо всем, но о большинстве он узнавал все равно. Он проявлял авторитарность лишь тогда, если не мог этого избежать, например, если звонили из жандармерии.