Финикийцы и Карфаген - [32]
«...В это время в Тире скончался царь Муттон; он назначил своими наследниками сына Пигмалиона и дочь Элиссу, девушку необыкновенной красоты. Но народ передал царскую власть Пигмалиону, еще очень молодому»[13].
Всплывают весьма пикантные и наводящие на нехорошие размышления подробности. Оказывается, наследниками трона были оба ребенка Муттона!
Практика соправительства не была чем-то исключительным или вопиющим, взять хотя бы вавилонских царей Набонида и Валтасара. Власть женщины так же не считалась наглым попранием устоев, достаточно вспомнить ассирийскую царицу Шуммурамат, правившую примерно в это же самое время, 811-805 годы до н.э. Возможно, старшая сестра Элисса имела права регентства при малолетнем Пигмалионе, а возможно они действительно должны были стать соправителями.
Двойное наследование окрашивает полотно принципиально новыми красками. Народ (populus) передает власть единолично Пигмалиону, отстраняя Элиссу, уже вышедшую замуж за жреца Мелькарта, то есть принадлежащую к высшей аристократии (senatores, principes).
Если с «сенаторами» и «принцепсами»/«первыми» всё более или менее понятно –администраторы, жрецы и олигархи, — то что обозначает слово «народ»? Ну не портовых же грузчиков, водоносов, золотарей и прочий пролетариат? Советская историческая школа (профессор М.Л. Гельцер) сразу указала на абстрактную «классовую борьбу», но речь, безусловно, идет о борьбе внутридинастийной — между двумя группировками, одна из которых сделала ставку на Элиссу (а точнее ее мужа Археба, «второго после царя»), а другая на молодого Пигмалиона.
Если предположить, что после возможной смерти Пигмалиона Археб сам стал бы царем (по праву законного брака на наследной принцессе), то сюжет становится и вовсе захватывающим...
Под термином «народ» скорее всего подразумевается тирский «средний класс», работающие «на земле» практики, суровые прикладники: капитаны кораблей, владельцы ремесленных предприятий, купечество средней руки — все те, кто имел голоса в совете старейшин и в народном собрании. Причем они обладали достаточной силой и влиянием, чтобы протолкнуть решение о передаче царской власти Пигмалиону в ущерб Элиссе и зажравшейся аристократии, не стоявшей у руля торгового судна, не рисковавшей жизнью в отдаленных морях, не производившей стекло или пурпур, а только подсчитывавшей дивиденды с выгодных вложений и щедрые подарки храмам.
Дальнейшее просчитывается без малейших трудностей: Археб с «сенаторами и принцепсами» учиняет заговор против Пигмалиона, но комплот или раскрыли загодя, или подавили после открытой попытки мятежа. Жрец Мелькарта в результате погиб, а его сторонников вынудили покинуть город. Или они сами предпочли бегство возможным репрессиям.
Теория переворота, кстати, объясняет, почему Пигмалион продолжал столь долго править — убийство жреца в храме особо почитаемого Мелькарта, да еще «возле алтаря» могло повлечь обвинение в святотатстве и свержение, но царь остался на своем месте, а гибель Археба видимо не произвела на «народ» особого впечатления: все отлично знали, что он сам виноват.
В сухом остатке мы наблюдаем не трагическо-романтическую историю обиженной злым братишкой царской дочки, а столкновение двух партий, за которыми стояли определенные социальные круги: аристократия (потерпевшая поражение) и условный «средний класс», составлявший большинство тирского населения — иначе им не удалось бы одержать в этом противостоянии победу и побудить «сенаторов и принцепсов» вместе со своей ненаглядной Элиссой забрать столько золота, сколько могли унести, и не медля отправиться в изгнание в Африку.
Тем не менее версия о «пострадавшей» Элиссе и «вероломном» Пигмалионе вошла во все исторические трактаты и учебники, а традиция есть традиция — не нами заведено, не нам и менять...
* * *
О дальнейшем маршруте и продолжительности плавания кораблей Элиссы можно лишь догадываться, но если конечной точкой сразу была установлена Африка, то суда наверняка не стали блуждать в лабиринте Эгейских островов, а пошли к югу, в сторону полуострова Киренаика и далее вдоль берегов Ливии на запад. К чему ненужный риск? Вдобавок, по дороге отыщутся финикийские поселения, где можно рассчитывать на помощь.
Спустя неполные три тысячи лет после путешествия Элиссы трудно судить о скорости передвижения ее кораблей. А. Снисаренко в книге «Властители античных морей» утверждает, будто от Тира до Гибралтара финикийцы доплывали за одно лето, а судно за день проходило около 50 километров.
Ночевки, как в полузабытые уже времена каботажных плаваний, теперь были вовсе не обязательны — финикийцы первыми освоили ночные переходы и выяснили, что путеводной является именно Полярная звезда, а не Большая медведица, по которой предпочитали ориентироваться греки. Секреты навигации выходцы из Тира считали едва ли не важнейшей тайной и не посвящали в них чужеземцев: если хочешь доплыть до нужного пункта, найми финикийский корабль с финикийским же экипажем, за умеренную плату они быстро и надежно доставят тебя хоть в Британию, хоть в Индию.
