Финальный танец, или Позови меня с собой - [26]

Моральный мазохизм опаснее физического. Он сидит глубоко внутри, и никаким кнутом его не выбьешь, не уговоришь, не успокоишь. Я не то чтобы получаю удовольствие – нет, скорее, испытываю дискомфорт и какое-то слегка брезгливое презрение к себе же самой – за слабость. Но почему тогда я не могу избавить себя от этого? Ведь это как отрезать от себя самой каждый день по чуть-чуть. Я хватаюсь за писанину – и не могу, тупо смотрю в монитор и понимаю – не-а… не то, не так, не о том. Физически ощущаю, как это во мне болит, – и ничем не могу себе помочь впервые в жизни. Всегда могла – а теперь вот разучилась».

Вот с этим он, пожалуй, согласен. Зачем, улетая в Лондон, прихватил с собой испещренные неровным почерком Мэри листы? Чтобы продолжать копаться в ране? Ему порядком надоели воспоминания, но избавиться от них оказалось куда сложнее, чем Алекс мог себе представить. И эти записки… Порой ему казалось, что Мэри не вполне нормальна, что ее психика после ряда обстоятельств начала выкидывать странные фокусы как с самой Мэри, так и с окружающими. Он не мог понять, почему, зачем она так старалась скрыть от него свои чувства – и одновременно с такой кровью выливала их на страницы дневника. Более того, она делала это и в своих романах, вызывая у него те же эмоции. Как ей, должно быть, тяжело давалась жизнь, в которой Мэри ни на секунду не позволяла себе расслабиться и дать волю чувствам. Неужели она была так привязана к Марго и так сильно боялась причинить ей боль? А еще говорят, что женщины из-за мужчины готовы вырвать друг другу сердце. Те, кто так говорят, никогда не знали странную парочку – Марго и Мэри.

Так или иначе, но листы дневника помогли Алексу скоротать время в перелете до Лондона, где в порту его должен был ждать Кирилл. Новый судебный процесс по делу об опекунстве над Маргошей был инициирован родственниками Сони.

…Он не удивился тому, с какой яростью и ненавистью встретили его появление у судьи эти люди. Несостоявшаяся теща, похожая на медузу в черной шляпе, готова была презреть все приличия и вцепиться ему в лицо. Ее брат, довольно пожилой представительный человек с аккуратной бородкой, поддерживал сестру под локоть и что-то постоянно шептал на ухо, однако она не особенно прислушивалась. Взгляд Ашхен так и буравил Алекса, прожигал ненавистью до костей. Они явились целым кланом – Ашхен, ее брат, трое ее племянников, молодых рослых парней, адвокат. Алекс был совершенно одинок в этом противостоянии – только Кирилл по правую руку. Как никогда, сейчас была необходима Марго с ее успокаивающим голосом и умением сгладить конфликт – но ее нет.

Он плохо слушал то, что говорит адвокат семьи и что отвечает на реплики Кирилл. Какое, в конце концов, ему дело до процесса? Важен результат – дочь должна вернуться к нему, с ним, домой. Поэтому когда Кирилл вдруг замолчал, Алекс даже не сразу уловил, что все закончено. Они проиграли. Судья не счел возможным передать девочку отцу. Когда смысл сказанного дошел до сознания, кровь вскипела, и Алекс, не сдержавшись, вскочил и вцепился в ближайшего к нему человека – это оказался кто-то из племянников Ашхен. Парень не уступал Алексу в росте и физической силе, а потому завязалась потасовка, остановить которую удалось с трудом.

Алекса оштрафовали на круглую сумму, плюс к тому у него оказалась вывихнута челюсть. Превозмогая боль, он повернулся к Кириллу и процедил свистящим шепотом:

– Я тебе это запомню. Считай, что ты лишился и работы, и лицензии на практику. Выметайся отсюда к черту, катись обратно в Россию – там твое место!

Кирилл счел за благо не отвечать, понимая, что слова, вылетавшие из разбитого и окровавленного рта, вызваны только яростью, унижением. Алекс успокоится и поймет, что шансов на самом деле не было – Сонина родня подготовилась и представила неопровержимые доказательства того, что Алекс крайне редко находится с дочерью. Тут ничего не попишешь. Кроме того, сейчас Алексу требовался врач, а потому Кирилл не отходил от него ни на шаг до тех пор, пока медики не убедили разгоряченного клиента поехать в больницу.

– Ты не волнуйся, подадим апелляцию, найдем другого судью, в конце концов, – сказал он, когда Алекс уже сидел в машине. – Сейчас главное – подлечись и отдохни, много всего навалилось.

Алекс метнул в его сторону злобный взгляд и отвернулся. Кирилл потоптался на месте и решил – все, разговор окончен. Дальше будет видно, как и что сделать.

Алекс провел в больнице двое суток, ему наложили повязку на челюсть, что очень осложнило и общение, и вообще всю жизнь. Кому понравится втягивать через трубочку протертую больничную пищу? На исходе вторых суток в его палату неожиданно явился мужчина, показал жетон и заявил, что должен получить его, Алекса, показания по делу об аварии.

«Какой аварии?» – написал Алекс на листке, не вполне понимая, о чем идет речь.

– Ваш адвокат господин Зиммерхольц разбился на мотоцикле сегодня ночью. – Серые глаза полицейского внимательно следили за реакцией. Ее не последовало – Алекс остался по-прежнему невозмутим и спокоен.

– Что вы хотите от меня? – с трудом выдавил он через плотно сжатые зубы и почувствовал отвратительный привкус железа во рту – такое ощущение часто возникало у него в последнее время.