Фима. Третье состояние - [46]

В небольшой витрине лежало оборудование для реанимации, кислородный баллон и кислородная маска. Рядом – комплект анестезиолога. Фима включил электрический обогреватель и подождал, пока раскалятся спирали. Попытался понять, что за формула написана на бутыли с физиологическим раствором. Ага, глюкоза, хлорид соды. Застыв с тряпкой в руке, он думал о соседстве анестезии и реанимации, о плодородии и смерти, столь тесно переплетающихся в этой комнате. Что-то тут казалось ему слишком абсурдным, невыносимым, но он никак не мог понять – что именно.

Встряхнувшись, он протер тряпкой экран ультразвуковой установки, и этот экран не показался слишком уж отличающимся от того, что стоит на столе у Теда. Когда Тед спросил, как будет на иврите английское слово deadline, Фима решил выпендриться и ответил “мертвая линия”. Но как же это будет на иврите? “Крайний срок”? Вот только это совсем не так драматично, как по-английски, даже анемично. Безлико, в тон “лидирующему препарату для беременных в США”. Задумавшись, Фима нечаянно обрушил аккуратную стопку прозрачных упаковок со стерильными резиновыми перчатками фирмы “Поллан”. Старательно складывая прозрачные перчатки в прозрачных пакетах, Фима вопросил себя: “Что означает эта вездесущая прозрачность, словно мы живем в аквариуме?”

В конце концов он покинул кабинет и направился в каморку, приспособленную под хозяйственные нужды, – маленький закуток, прежде бывший балконом, который закрыли непрозрачным стеклом. Втиснул груду полотенец в стиральную машину, впихнул и тряпку, дважды прочитал инструкцию и с великим изумлением сумел запустить агрегат. Слева от стиральной машины стоял стерилизатор, оснащенный табличкой с инструкцией на английском: “200 градусов Цельсия, по минут”. Хотя внутри стерилизатора уже находились две пары ножниц, несколько шприцев и кое-какие мисочки из нержавеющей стали, Фима предпочел не запускать прибор. Быть может потому, что температура показалась ему немыслимой, убийственной. Войдя в туалет, он со странным удовольствием вдохнул сильные ароматы дезинфицирующих средств, попытался опорожнить мочевой пузырь, но потерпел фиаско – возможно, из-за того, что думал о душах утопленных детей. Переполнившись гневом, он сказал своему члену: “Да пошел ты!” Застегнул брюки, вернулся к Тамар и, словно беседа их не прерывалась, сказал:

– Почему бы вам просто не оборвать всякие контакты с ним? Не обращать внимания на его грубости? Демонстрировать полное равнодушие? Я все убрал, привел в порядок, запустил стиральную машину Будто отныне он для вас – пустое место, нечто прозрачное. Именно так вам следует к нему относиться.

– Но как можно, Фима. Я люблю его. Как вы не понимаете? Но однажды, вместо того чтобы обратить к нему свое несчастное лицо, я отвешу ему звонкую пощечину. Уж это точно. Иногда мне кажется, что он ждет, чтобы я так и сделала. И это будет ему приятно.

– По правде говоря, увесистую пощечину он от вас заслужил, – улыбнулся Фима. – Я бы с большим удовольствием поглядел на это. Хотя и против насилия. Вот, нашел для вас.

– Что вы для меня нашли?

– Вашу страну в Африке. Родезия. Ой, нет… Не подходит. “Е” четвертая и вообще одна. Стерилизатор я не стал включать, потому что он полупустой. Экономим электричество. Какая же это страна? Одиннадцать букв, третья “е” и восьмая “е”.

Тамар сказала:

– Перестать любить его. Вот в чем мое спасение. Просто перестать, и дело с концом. Вот только как прекращают любить? Фима, вы все знаете. Расскажите, как перестать любить.

Он улыбнулся, пожал плечами, что-то пробормотал неразборчиво, помолчал и заговорил:

– Что я понимаю в любви? Когда-то я думал, что любовь – это точка, в которой встречаются жестокость и милосердие. Сегодня мне это видится чепухой. Думаю, что я никогда ничего не понимал в любви. Я немного утешаюсь тем, что другие, похоже, понимают еще меньше. Это нормально, Тамар, поплачьте, не сдерживайтесь, не стыдитесь своих слез, они принесут облегчение. А я приготовлю вам чай. Ничего. Через сто лет и любовь, и страдания станут давно перевернутой страницей истории. Как кровная месть. Или кринолины и корсеты из китового уса. Мужчины и женщины будут соединяться друг с другом посредством обмена микроскопическими электрохимическими импульсами. Не будет никаких ошибок. Хотите бисквит к чаю?

Приготовив чай для Тамар, он принялся рассказывать историю про железнодорожных боссов и объяснил, почему, по его мнению, израильский железнодорожник прав, а американский мистер Смит абсолютно не прав. По лицу Тамар пробежала слабая улыбка. В письменном ящике за своей регистраторской стойкой он нашел точилку, карандаш, скрепки, линейку, нож для разрезания бумаги, но апельсина там не оказалось. И бисквитов тоже.

Тамар сказала:

– Это неважно, спасибо вам, мне уже лучше, вы всегда такой хороший.

Ее чуть выпирающий зоб вызвал у Фимы не улыбку, а сострадание. И он вдруг усомнился, а сумеют ли те, кто придут за нами, Иоэзер и его современники, сумеют ли они жить разумнее нас. Ведь жестокость и глупость могут просто обрести более утонченные и сложные формы, и только. Какова польза от реактивного движителя тем, кто понимает, что место его больше не узнает его.