Филумана - [57]

Выкуп?

– А ну стой, старый пень! – Вожак в несколько прыжков догнал деда и, схватив за плечо, повернул к себе. – Вернисы Пойдешь, когда я договорю!

– Смотри у меня, Кисек, за твои охальные речи! – погрозил дед посохом перед носом у сына

Оба знали, что за угрозой ничего не последует, и Кисек насмешливо сказал: – Ну и что будет Пошли, – и добавил тихонько деду на ухо. – Тут такой барыш намечается! А будешь помогать – и с тобой поделюсь – Мне твоего не надо, – буркнул дед (но тоже тихонечко)

– А вдруг окажется, что и надо, – шепотом ответил Кисек

– Эй, девушка! У вас радость! – закричал он, ведя знахаря Орея обратно. – Я уговорил волхва. А посему, – добавил значительно, – вы должны меня отблагодарить. Вот, значит, кто этот Орей! Один из волхвов. Тех, которые предсказывают. Например, Михаилу, что Витвина его примет. А теперь он предсказал, что Михаил умрет. Но пока не умер. Но умрет. Станет одним из тех, что лежат вокруг, никому не нужные…

– Сначала вам необходимо поступить с погибшими так, как подобает! – сказала я, поднимаясь и поворачиваясь лицом к ватажникам.

– Ого! – присвистнул Кисек. – Слыхал я о сурожском чуде, но не знал, что доведется самому увидеть. Орей, ты знаешь, кто к нам пожаловал?

– А по мне так все они…

Кисек зажал ему рот рукой и, приятно улыбаясь, сообщил: – Не обращайте на него внимания, госпожа княгиня! Он тут в лесу совсем мхом арос И о мертвецах не беспокойтесь. Те, кто с ними был, о них не побеспокоились, а нам-то с вами чего? В лесу без нас много желающих о них побеспокоиться – все кушать хотят!

К своему удивлению, я услышала, что Никодим думает так же.

– Но разве не принято умерших сжигать на погребальных кострах? – спросила я Никодима напрямую.

– Княгиня, – сквозь зубы, морщась от боли, выдавил он. – Вы хорошо начали – с меня, живого. А покойники…

Он с отвращением вспомнил сцену окончания боя, когда все – и нападавшие анты, и лесные звери – вдруг бросились от дороги кто куда, ломая ветви, не разбирая дороги, позабыв про все, в том числе про своих мертвецов. И таких – на костер?

– Покойники, княгиня, все равно уже на небе. Или в аду. С ними Бог разберется.

В здравомыслии ему было не отказать. И в здоровом эгоизме.

– Хорошо, – приняла я решение. – Никодим, сможешь идти?

«Нет!» – взмолился за Никодима весь его исстрадавшийся организм.

– Сможет! – презрительно сказал волхв.

– Тогда, Кисек, помоги ему дойти. – Куда это? – удивился Кисек н тут же представил сруб Орея. , – Туда, куда подумал. – Не понял, – врастяжку произнес Кисек. – Куда это я подумал? Вы, госпожа, тут не распоряжайтесь, тут вам…

– В версте отсюда, – объяснила я. – Низкая рубленая изба с широкой, в четыре спуска, крышей. Справа от крыльца – родник, слева – три деревянных идола.

Кисек и вся ватага замерли, настороженно глядя на меня. Даже волхв Орей оробело зыркнул взглядом из-под седых бровей.

– Ты же говорил, что это потайное место! – напустился на него Кисек.

– А будешь мне дерзить, – устало договорила я, – убью не прикасаясь. Здесь многие, если б встали, то рассказали, как я это делаю.

Я опасалась, что Никодим неосторожным словом или жестом разрушит впечатление от моей бравады, но оказалось. что и он смотрит на меня с некоторым испугом. И начинает подозревать, что в пылу сражения пропустил много интересного.

– А вы, – осторожно поинтересовался Кисек, – разве не пойдете с нами?

– Я приду потом. Когда доделаю все мужские дела. А вы, бабы, идите.

Кисек дернулся на явное оскорбление, но, памятуя предупреждение и находясь рядом с доказательством в виде горы трупов, решил не присоединяться к их числу.

– Мы и не собирались идти, – высокомерно вздернул он подбородок. – Нам еще со всем этим добром, что осталось валяться здесь, разбираться нужно. Добро не должно пропасты – Бокша, – мотнул он головой одному из ватаги – высокому, костлявому парню с редкой молодой бородкой, – поможешь княжескому слуге!

«Я не слуга!» – мысленно возмутился Никодим, но возражать вслух у него не было ни желания, ни сил. Он с трудом. кривясь при каждом движении, поднялся, оперся на плечо Бокши, и они поковыляли вслед за волхвом.

Задавая себе вопрос: «А что, собственно, я собираюсь делать?» – я побрела за ними в глубокой задумчивости.

– К тому, что со стрелой, не подходи. – вдруг сказала мне девочка, обернувшись. – Он жжется! И гордо показала свой указательный палец в зеленом лоскутке – будто я сама не видела, как этот палец обгорел.

«Он жжется!» – хорошенькое надгробное слово над князем Михаилом!

Я подошла к моему лучшему собеседнику, верному другу, который мог бы стать…

Слезы застилали мне глаза.

…который был еще жив, но уже обречен.

Все получилось как-то само собой.

Становясь на колени и наклоняясь над лежащим князем, я покачнулась. Чтобы не упасть, инстинктивно выставила руки вперед и зацепилась рукой – самыми кончиками пальцев – за его хрустальный кокон.

Зажмурилась, готовясь заорать от боли благим матом… Но ничего не произошло. Я будто мазнула пальцами по холодному стеклу. Гладкому, прозрачному. Вовсе не опасному.

После секундного колебания я решилась приложить к кокону ладонь – и опять ничего. Скользкая, прохладная поверхность.