Философская сказка - [3]

Изо дня в день она терпеливо, упорно твердила одно и то же. А сама тем временем начала подумывать о переезде. Она мечтала о большой квартире в старинном доме, в аристократическом районе. Но это требовало жертв.

Рафаил пожертвовал собою и подписал контракт сроком на полгода; в случае расторжения контракта ему грозила крупная неустойка.

В первый же вечер Фрикадель понял, в какую ужасную ловушку угодил. Зал гудел и вибрировал после предыдущего номера — пародийного танго в исполнении великанши и карлика. Выход Рафаила был безошибочно рассчитан: его узкий куцый фрак, неловкие, скованные движения, лицо затравленного семинариста, наполовину закрытое огромными очками, — все должно было обеспечить верный комический эффект. Его встретили громовым хохотом. На его несчастье, табурет у пианино оказался слишком низким, он начал подкручивать его, нечаянно открутил совсем и предстал перед гогочущей публикой в полной растерянности, держа в руках распавшийся на две части табурет, похожий на гриб, с которого сорвали шляпку. В другой обстановке он за несколько секунд прикрутил бы сиденье обратно. Но, ослепленный вспышками фотокамер, он окончательно потерялся и в довершение всех бед уронил очки, без которых вообще ничего не видел. И когда, встав на четвереньки, он стал шарить по полу в поисках очков, веселье публики достигло предела. Целую вечность сражался он с развалившимся табуретом, и наконец, не помня себя, с трясущимися руками сел за пианино. Что он играл в тот вечер? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Как только он оканчивал пьесу, зал чуть-чуть стихал, но стоило ему опять коснуться клавиш, хохот с новой силой обрушивался на него. Весь в поту, обезумев от стыда, он очутился за кулисами.

Директор заключил его в объятия.

— Дорогой Фрикадель, — вскричал он. — Великолепно, вы слышите, ве-ли-ко-леп-но! Вы — звезда сезона! Гений комической импровизации! Какая яркая индивидуальность! Достаточно вам появиться на сцене, и зрители начинают корчиться от смеха. А после первого аккорда они прямо впадают в исступление. Кстати, я пригласил прессу. Вы станете сенсацией!

За спиной директора скромно притаилась Бенедикта и, улыбаясь, принимала поздравления. Рафаил ухватился за нее, словно утопающий за соломинку. Он с мольбой вглядывался в ее лицо. Но до чего же безмятежно, радостно и твердо встречала его взгляд маленькая Бенедикта. Приор, превратившаяся в тот вечер в мадам Фрикадель, жену известного музыканта-эксцентрика. Должно быть, в эти минуты мысли ее были заняты роскошной квартирой в аристократическом районе. Мечта становилась реальностью.

Отзывы прессы и вправду были восторженными. Фрикаделя называли новым Бестером Китоном. Восхищались его лицом, которое так напоминало "физиономию обескураженного орангутана", отмечали его уморительную неловкость и гротескную манеру игры на пианино. Все газеты поместили одну и ту же фотографию: Рафаил ползает на четвереньках между частями развороченного табурета, отыскивая очки.

Они переехали. Вскоре делами Фрикаделя стал заниматься импресарио. Фрикадель снялся в фильме. Потом во втором. После третьего фильма они вновь переехали и на этот раз поселились в особняке на авеню Мадрид в Нейи.

В один прекрасный день им нанес визит Анри Дюрье. Он пришел выразить восхищение фантастическим успехом своего старого товарища. Дюрье оробел среди хрустальных бра и картин знаменитых художников и никак не мог прийти в себя от всего этого великолепия. Сам он был всего лишь второй скрипкой в муниципальном оркестре Алансона. Впрочем, он не жаловался. Во всяком случае, теперь не надо было бренчать на пианино в ночных кабаре, и это главное. Он с твердостью заявил, что не намерен больше торговать своим талантом.

Они вспомнили годы учебы в консерватории, надежды, разочарования — все то, что им пришлось пережить, пока они искали свой путь в искусстве. Дюрье не захватил с собой скрипку. Но Рафаил сел за рояль, он играл Моцарта, Бетховена, Шопена…

— Из тебя мог бы выйти великий пианист, — воскликнул Дюрье. — Но судьба уготовила тебе другие лавры. Что ж, каждому свое.

Рассыпаясь в похвалах Фрикаделю, критики не раз вспоминали о Гроке мол, наконец-то легендарный швейцарский рыжий клоун обрел своего приемника.

И вот в сочельник Фрикадель в самом деле дебютировал на арене цирка Урбино. Найти ему в партнеры белого клоуна оказалось делом непростым. Несколько проб окончились неудачей, и тут Бенедикта, ко всеобщему изумлению, решила сама попытать счастья. А собственно, почему бы и нет? Она была просто неподражаема, маленькая Бенедикта Приор, в узком расшитом жилете, коротеньких штанишках, серебряных сандалиях, с набеленным лицом, которому черная бровь, дугой пересекавшая лоб, придавала выражение язвительного недоумения, — достойная партнерша, незаменимая ассистентка клоуна-музыканта Фрикаделя.

Фрикадель, с лысиной-нашлепкой из розового папье-маше и красным носом-картошкой утопал во фраке необъятной ширины, на груди его болталась целлулоидная манишка, широченные штаны гармошкой спускались на огромные башмаки. Он играл роль пианиста-неудачника, претенциозного невежественного простачка, выступающего с сольным концертом. Со всех сторон его подстерегали неприятности, но главную опасность таили в себе его собственная одежда, табурет, и в особенности пианино. Стоило ему прикоснуться к ним, как вырывалась струя воды, вылетали клубы дыма, раздавались малоприличные звуки: чиханье, урчанье, чавканье. Своды цирка то и дело сотрясал гомерический хохот, распиная Фрикаделя на кресте его собственной буффонады.