Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна - [23]
Мо-цзы сказал: «Предположим, для примера, что кто-то захотел увеличить численность своих метких лучников и ловких возничих для колесниц. В таком случае ему следует совершенно определенно предложить им достойную оплату, присвоить им высокий разряд, окружить их уважением и вознести им хвалу. Как только он все это сделает, у него тут же появятся многочисленные меткие лучники и ловкие возничие колесниц. Насколько больше благ потребуется в случае с привлечением добродетельных и блистательных сановников, богатых добродетельными устремлениями, сведущими в полемике и поднаторевшими в искусствах Пути? Они, безусловно, служат сокровищами нации и столпами государства. Их тоже следует одарить богатством, осыпать регалиями, окружить уважением и воздать им хвалу; как только такое случится, их ряды тоже возрастут многократно».
Мо-цзы откровенно вторит Конфуцию в том, что наследным правителям следует поручать управление своей вотчиной мужам добродетельным и компетентным в своем деле. Но при таком раскладе почему бы им не передать толковым людям еще и свои престолы? Почему бы не организовать подбор правителей по их высоким достоинствам, а не по благородному происхождению? Старинный ответ звучал бы так, что правитель плебейского происхождения не может пользоваться поддержкой полновластных духов, но в представлении Конфуция такой аргумент ничего не значил. Конфуций на самом деле договорился до того, что утверждал, будто один из его учеников мог бы с полным на то основанием занять престол, но этот мудрец не решился на прямое посягательство на титул наследных правителей в их вотчинах. Причем напрашивается такое предположение, что он воздержался от таких заявлений в силу весьма уместного благоразумия. Он не стал накликать мятеж, несущий беду одновременно ему самому и всем окружающим людям, но все-таки провозгласил доктрину, способную совершенно определенно, но гораздо медленнее послужить появлению желательного результата.
В традиционной китайской историографии значится длинный список древних императоров, якобы правивших на протяжении третьего тысячелетия до н. э., когда первую династию еще не удосужились учредить. Речь идет о периоде, относительно которого у нас отсутствуют научно обоснованные исторические сведения. Кроме того, критически настроенные китайские ученые давно указали на то, что эти древнейшие императоры не упоминаются ни в одном документе, составленном раньше периода жизни Конфуция. Имя одного из них, названного Юй, действительно появляется в самых древних летописях, но только в качестве персонажа китайской культуры, осуществившего великие благодеяния в виде иссушения болот для возделывания плодородной почвы, углубления русел рек и совершившего прочие подвиги. В трактате Конфуция «Лунь Юй», однако, мы встречаем Юя, упомянутого в качестве одного из древнейших китайских императоров наряду с еще двумя по имени Яо и Шунь. Следует отметить, что правители Яо и Шунь отнесены к более древнему времени, чем Юй. Это согласуется с неким принципом, обнаруженным китайскими учеными в связи с данными мифическими императорами. Чем позже имя того или иного императора появляется в летописях, тем раньше, как правило, ему назначается время правления. Такой подход выбран в силу того, что по мере накопления знаний о китайской мифологии новые исторические фигуры назначаются на свободные ее периоды, причем свободными остаются только лишь предыдущие периоды.
Невзирая на то что Конфуций упоминает правителей Яо, Шунь и Юй в своем «Лунь Юй» в качестве достойных императоров древности, ни в одном из изначальных абзацев данного трактата не найти ссылок на то, что они воцарились на своих престолах иным, а не наследным манером. Зато в трактате «Мо-цзы» мы находим новое примечание, следующего содержания:
«Предположим, что правителю захотелось… некий предмет одежды, сшитый из ткани, детали которой сложно скроить правильно; конечно же он поищет искусного портного…Для выхаживания больной лошади он пригласит искусного ветеринара. Для всех такого рода дел правитель не станет приглашать своих родственников или тех, кто богат и благороден, но не владеет нужным ремеслом, тех, кто просто красив, так как он понимает, что они не смогут их выполнить. Но когда дело касается управления государством, все происходит наоборот. Для такой задачи правитель подбирает кого-то из своих родственников, богатых и знатных людей без малейшего понимания сути дела и тех, кто просто красиво выглядит. Неужели до государства ему меньше дела, чем до больной лошади или пошива одежды?
Когда миром правили мудрые цари древности, те, кого они одаривали богатствами и возводили в дворянский титул, совсем не обязательно принадлежали к числу их родственников, были богатыми и титулованными особами либо красивыми внешне людьми. Так, Шунь побывал хлеборобом, гончаром, рыбаком и лоточником. Но Яо узнал в нем толкового человека, сделал его императором и передал ему в управление империю и ее народ».
За время существования этой легенды она постоянно пополнялась новыми подробностями, в том числе сказанием о том, что Шунь, когда пришел его черед, оставил престол не своему сыну, а выбрал Юя, за его достоинства и деловые способности больше других подданных достойного на роль наследника императора. Мо-цзы вполне мог знать о существовании такой традиции.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.