Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна - [109]

Кроме того, столетие вторжений на территорию и посягательств на независимость народа Китая оставило шрамы, которые не могли быстро зарубцеваться даже после того, как иноземцы возвратили отобранные было концессии и отменили особые привилегии для иностранцев, находившихся в Поднебесной. Как могли, удивлялись многие китайцы, народы стран, повинных в откровенной несправедливости и организовавших дикость двух мировых войн, хвалиться своей культурой и предложить образцовый порядок для всего человечества?

Коммунисты обещали отомстить за все зло, причиненное Китаю, через устройство мирового крестового похода, организованного от имени повсеместно угнетаемых народов и предназначенного стереть «империалистические» правительства с лица земли.

Как бы то ни было, китайцы могли как-то простить западным завоевателям причиненную ими боль, но забыть оскорбительные подачки высокомерных «заморских чертей» у них не хватало сил. Гордый человек переносит обиду гораздо легче, чем унизительную подачку, а китайцы числятся одним из самых гордых народов на нашей планете. Многие годы народы Запада, и особенно США, слали в Китай миссионеров, врачей с учителями, а также деньги на строительство школ, больниц, помощь голодающим людям, общую поддержку правительства и китайского народа. Они делали вид, будто ими движет чистейший альтруизм, на самом деле сопровождавшийся непоколебимой верой в собственное превосходство, способное вызвать только лишь крайнее возмущение любого нормального человека, кому все эти блага с барского плеча сбрасывались.

Высокомерие иноземцев могло бы казаться как-то переносимым при условии хоть какого-то адекватного признания за Китаем наличия у него культуры, у которой европейцы могли много чего почерпнуть, а также обогатиться на основе равноценного обмена. Но ни на какую взаимность иноземцы не шли. Даже кое-кто из наиболее «прокитайски» настроенных представителей Запада постоянно говорили с китайцами менторским тоном, будто взрослые люди разговаривают с детьми, внушая, что те должны «модернизироваться», что им следует отказаться от традиционных способов в управлении, в законотворчестве, в вероисповедании, а также в социально-экономических вопросах. При этом они советовали во всем следовать Западу. Тогда и только тогда, говорили китайцам, они могли получить приглашение в семью наций в качестве партнеров.

Тот факт, что многие китайцы сами вполне критически оценивали тогдашние порядки в Китае, совсем не служит поощрением придирок к их родине со стороны незваных заносчивых гостей. Немногие из европейцев позволят иноземцам те же самые критические замечания в адрес своей страны, которые они сами раздают без особых угрызений совести. Ни один из обладающих чувством собственного достоинства народов не обрадуется предоставленной ему комбинации подачек и унижений.

Поэтому развернутая китайскими коммунистами кампания «ненависти к Америке» выглядит вполне логичным результатом политики Запада. Коммунисты толковали каждый подарок, каждый щедрый и полезный жест в направлении китайцев материальным проявлением гигантского империалистического заговора. Школы и больницы, находившиеся на финансировании Запада, выставлялись щупальцами огромного осьминога «культурного империализма», насланного ради вовлечения китайцев в его утробу капиталистической и империалистической эксплуатации. Так одним хитроумным махом китайцы освобождались от какого-либо долга благодарности к захватчикам, зато обретали чувство собственного достоинства, восстановленного в полном объеме. Неудивительно, что многие интеллектуалы признали такое объяснение с большим воодушевлением.

В поиске путей присоединить Китай к советской сфере влияния русские люди проявили достаточно мудрости, чтобы не оскорбить китайцев открытым проявлением своего объективно существовавшего превосходства. Естественно, что они со всей строгостью осудили традиционный порядок политической и экономической организации Китая. Зато представители СССР вину за его появление полностью отнесли на совесть, что называется, «феодального правящего класса» Китая, который использовал его, как они утверждали, ради угнетения своего народа.

Русские советники совсем не требовали от китайцев отказаться от своей собственной культуры в пользу культуры, привнесенной из России. Наоборот, они приглашали китайцев присоединяться к русскому и остальным прогрессивным народам, занявшимся построением нового порядка экономической, социальной и политической справедливости, основанного на полном равноправии всех национальностей и рас. Такой запев, созвучный не только современной тому времени борьбе Китая, но и к тому же древним гуманитарным и космополитическим догмам конфуцианства, не мог не найти отклика в душах китайцев, радостно его подхвативших.

К концу своей политической карьеры Сунь Ятсен испытал сильнейшее потрясение тем фактом, что среди всех западных держав одна только Советская Россия представлялась настоящим союзником Китая, предлагавшим полное равенство в отношениях. В своей предельно популярной доктрине под названием «Три народных принципа» Сунь Ятсен отмечал, что Россия «ориентируется на обуздание сильного, поддержку слабого и пропаганду справедливости. <…> Она нацелена на ликвидацию империализма и капитализма во всем мире». И китайцы должны встать плечом к плечу, призывал он, с Советским Союзом, чтобы «использовать мощь наших четырехсот миллионов человек в борьбе с несправедливостью ради всего человечества; в этом заключается наша освященная Небесами задача».