Философия смерти - [20]

Если это действительно так, то пример с Везалием является не совсем корректным для иллюстрации нашего рассказа о летаргии. Здесь мы сталкиваемся с совершенно иным физиологическим явлением, не имеющим никакого отношения к «мнимой смерти».

Но, листая старинные книги, я натолкнулся на разные, отличающиеся от современной, хрестоматийной, версии происшествия с Везалием. Приведем дословно некоторые из этих «анекдотов», как тогда принято было называть подобные сообщения.

«Славный Анатомик Весалий вскрывал одну женщину, страдавшую истерическою болезнию, которую он почитал мертвою, и лишь коснулся сердца, то начало оное биться. Притом удостоверяют, что якобы она показала знаки жизни через движение и крик. Раскаяние о сем преждевременном вскрытии повергло скоро сего знаменитого мужа в гроб».

«Славный врач и Анатомик Весалий хотел вскрывать одного умершего Испанского дворянина; но лишь только начал разрезывать грудные мышцы, то он вдруг ожил. Сие случилось не просто только практическому врачу, но купно же и Анатомику, который для учинении полезных наблюдений, как естествоиспытатель, вскрывал многие мертвые тела, но в сем случае обманулся, поелику живого человека почитал мертвым».

Если в начале первого варианта рассказа о происшествии с Везалием еще можно предположить возникновение автоматических сокращений сердца трупа в ответ на прикосновение (а таковое действительно иногда случается), то концовка его ясно и недвусмысленно говорит в пользу летаргии — «показала знаки жизни через движение и крик». К тому же подчеркнуто, что женщина страдала «истерической болезнью», а «истерическая спячка», как мы уже рассказывали, являлась одной из основных причин «мнимой смерти» в средние века.

Во втором же примере мнимоумерший оживает еще до того, как ему вскрыли грудную клетку, и о сокращении сердца не говорится ничего. Все это еще раз доказывает, что в случае с Везалием имел место летаргический сон.

К тому же трагический случай Везалия был далеко не единственным. Немецкий врач XVIII века Г.Брюгье в монографии, опубликованной в 1754 году в Лейпциге, описывает семь случаев, когда при вскрытии мертвых тел были приметны некоторые признаки жизни.

Кардинал Эспиноза, первый министр испанского короля Филиппа XI, имел более ужасную участь, чем упомянутый нами испанский дворянин. «Он, лишившись милости Государя своего, впал в великую печаль и, время от времени более изнемогая, наконец, по-видимому, умер. Камердинер его, который имел некоторые лекарские познания и хотел бальзамировать его, когда начал вскрывать грудь, то увидел, что не только сердце еще билось, но приметил также, что кардинал подвинул руку свою к убийственному ножу его; но дабы в случае оживления его не мог он осужден быть в сем деле, варвар сей разрезал большую боевую жилу. Сей случай в то время был обнародован».

Известно, что поэт Петрарка (1304–1374), будучи в Ферраре, «ожил» за четыре часа до своих похорон и прожил после этого еще 30 лет. Луиджи Витторе, один из служителей Ватикана при Пие IX, был признан умершим от астмы. Но один из врачей, более осторожный, чем его коллеги, поднес к его остекленевшим глазам свечу. «Покойник» резко дернулся и прожил еще достаточно долго, но со шрамом от ожога на носу.

Свидетельства о летаргическом сне мы находим и в старинных русских летописях. Одной из самых драматических страниц русской истории является кровавая двадцатисемилетняя междуусобная борьба за власть внуков Дмитрия Донского — Великого князя Василия II Темного и трех сыновей старшего сына Дмитрия Донского, Юрия Дмитриевича, — Василия Косого, Дмитрия Шемяки и Дмитрия Красного. Соперники поочередно призывали на Русь то Литву, то татар, грабили и жгли русские города, убивали в братоубийственных стычках сотни ни в чем не повинных людей.

В 1440 году в городе Галиче скончался младший брат Косого и Шемяки, Дмитрий Красный. Обстоятельства его смерти были очень и очень странными. Вот как повествует об этих событиях Н.М.Карамзин в своей «Истории государства Российского». «За время болезни Дмитрий лишился слуха, вкуса и сна; хотел причаститься святых тайн и долго не мог, ибо кровь непрестанно лила у него из носу. Ему заткнули ноздри, чтобы дать причаститься. Дмитрий успокоился, требовал пищи, вина, заснул — и казался мертвым. Бояре оплакали князя, закрыли одеялом, выпили по несколько стаканов крепкого меду и сами легли спать на лавках в той же горнице. Вдруг мнимый мертвец скинул с себя одеяло и, не открывая глаза, начал петь стихиры (церковные песнопения. — С.Р.), Все оцепенели от ужаса. Разнесся слух о сем чуде: дворец наполнился любопытными. Целые три дня князь пел и говорил о душеспасительных предметах, узнавал людей, но не слыхал ничего; наконец действительно умер с именем святого: ибо — как сказывают летописцы — тело его, через 23 дня открытое для погребения в Московском соборе архангела Михаила, казалось живым без всяких знаков тления и без синеты».

Аналогичные сведения мы находим и в книге известного знатока церковных древностей Андрея Николаевича Муравьева (1806–1874) «Путешествие по святым местам русским». Описывая великокняжескую усыпальницу Архангельского собора Московского Кремля, он вспоминает эпизоды междоусобной борьбы за власть между Великим князем Василием II Темным и галицким князем Юрием Дмитриевичем (сыном Дмитрия Донского) с сыновьями: «Мал, оскорбителен казался Юрию удел его, после смерти брата Великого Князя Василия (Василия I. —