Философия религии. Концепции религии в зарубежной и русской философии - [49]

Кроме Хомякова и Киреевского, был еще ряд выдающихся славянофилов – братья К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин. Однако из них только Юрий Федорович Самарин (1819–1876) проявил интерес к философским проблемам религии. Уже в конце жизни он познакомился с теорией религии немецкого ученого М. Мюллера и написал две статьи «По поводу сочинения Макса Мюллера по истории религии» (1876). Возражения Самарина сводились к следующему: основой религии является личный опыт, понятие Бога рождается из непосредственного ощущения, которое есть предпосылка Откровения; высокое значение и призвание человека зависят от Промысла и Всемогущего Существа, придающего человеческой жизни разумный смысл. Если М. Мюллер полагал, что первоначальная древняя религия была политеистической и только затем постепенно стала монотеистической, то Самарин со своей концепцией личного религиозного опыта опровергал эволюционное понимание религии.

Главный вопрос для темы «Философия религии» – какую роль сыграли славянофилы в формировании русской религиозно-философской мысли? Для ответа на него следует вспомнить общую идейную ситуацию в России середины XIX века. В царствование Александра I, особенно после наполеоновских войн, Россия испытала очередное сильное влияние западных идей, в том числе и философских. Увлечение Шеллингом, затем Гегелем, привлекательность стройных и логически законченных систем поставили проблему: возможна ли самобытная русская философия? С другой стороны, усилилось католическое и протестантское влияние, что заставляло искать средства защиты для православия и обосновывать самобытность русской религиозной традиции. Именно сочетание этих религиозных и философских факторов объясняет появление и сущность славянофильства. Россия остро нуждалась в самоидентификации по отношению к Западной Европе, и славянофилы предложили свой вариант такой идентификации.

Однако не следует забывать, что раньше славянофилов к теме России обратился Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856). «Философическое письмо» Чаадаева было напечатано в журнале «Телескоп» в 1836 г., тогда же Хомяков написал в виде полемического ответа статью «Несколько слов о философическом письме» (впервые опубликовано в 1986 г.), а известная статья Хомякова «О старом и новом», положившая начало славянофильскому движению, относится к 1839 г. Сопоставление всех этих фактов позволяет утверждать, что Чаадаев своими идеями дал сильный импульс развитию славянофильства. Чаадаев был выдающимся мыслителем и вдумчивым критиком славянофильства. Стоит отметить, что и в дальнейшем русская религиозно-философская мысль особенно успешно развивалась в условиях полемической борьбы и критики. В основе взглядов Чаадаева, как и у славянофилов, лежала религиозная идея. Это обстоятельство является особенно важным и интересным для рассмотрения различий между Чаадаевым и славянофилами.

Главной идеей, характерной для мировоззрения Чаадаева, была идея христианского прогресса, установления Царствия Божия на земле. В исторической, внешней стороне христианства Чаадаев видел смысл и назначение христианской религии. Отсюда его высокая оценка западного христианства, Католической Церкви и критическое отношение к России и Православию. Чаадаев пытается ответить на вопрос, почему Провидение предназначило Европе играть ведущую роль в мировой истории, а России – остаться на периферии. Чаадаев осознанно европоцентричен, его историософия полностью противоположна славянофильской философии истории. Вместе с тем, как и славянофилы, Чаадаев видел в России ее особое религиозное и национальное начало, отличное от западного. Он не предлагал полностью подчинить Россию иностранному влиянию. В «Апологии сумасшедшего» Чаадаев даже признал, что Россия имеет особую историческую миссию.

Хомяков же, возражая Чаадаеву, считал неверным само понимание христианства как внешней, исторической силы. Он писал, что «сущность религии есть неизменный во веки дух света, приникающий все формы земные» [1, 450]. Иначе говоря, сущность религии – в Откровении и просвещении людей, а не в воздействии на историческую действительность. Чаадаев идет от истории к пониманию религии, а Хомяков, исходя из религии, понимает историю народов, просвещенных одной истиной. По его мнению, нет народов более или менее христианских, больше или меньше служащих целям Провидения. Хомяков полагал: «Религия есть одно солнце, один свет для всех; но равно благодетельные лучи его не равно разливаются по земному шару, а соответственно общему закону вселенной. Согласуясь с климатом природы, у нас холоднее и климат идей, с крепостью тела у нас могут быть прочнее и силы души» [1, 454].

Религия для славянофилов есть центр исторического бытия. Она воспитывает человечество, и в этом состоит ее назначение и историческая функция. Чаадаев же в основном уделял внимание социальной функции Церкви, тесно связанной с культурным и идейным творчеством. Так были заложены две парадигмы, которые дальше развивались в истории русской мысли и боролись между собой. Религиозно-философское значение этих парадигм далеко выходит за рамки славянофильского и западнического течений. Их своеобразный синтез, например, можно увидеть в философии Вл. Соловьева. К тому же и взгляды самих славянофилов не так просты и однозначны. Например, в статье «О старом и новом» Хомяков критиковал разные стороны древнерусской жизни и давал высокую оценку политике Петра I. Он далек от апологии старой Руси. В чем же Хомяков видел общественный идеал Древней Руси? Его ответ прост: в христианстве, в Церкви. Однако это идеал, а не действительность. Хомяков уточнял: «Конечно, все истины, всякое начало добра, жизни и любви находилось в церкви, но в церкви возможной, в церкви просвещенной и торжествующей над земными началами. Оно не была таковой ни в какое время и ни в какой земле» [1, 463].