Философия психологии. Новая методология - [96]
). Поэтому так важно представлять себе задействованность вещи в системах отношений, поскольку таким образом мы открываем структуру собственно познаваемого. Как это сделать? Что ж, призываем на помощь новую методологию, которая уже вывела нас на верную дорожку через принцип отношения.
Общих категорий, определяющих вещь, достаточно много, мы говорим и о значении, и о смысле, и о сути вещи, причем всякий раз такая категория претендует на целостность и суверенность результата познания. Возможно ли это, или они все-таки означают одно и то же? Но нет, семантические трактовки самих слов: «суть», «смысл», «представление» и т. д. – отличны, значит, с большой долей вероятности можно утверждать, что суть вещи отличается от ее значения или смысла. Но ведь вещь одна и та же в том и другом случае (!), и притом каждая категория претендует на целостность (что, как мы увидим, есть замечательное проявление соответствующего принципа).
Таким образом, сама вещь (или иначе «объект познания») не определяет семантику вышеназванных терминов, но что тогда? Отношение, о котором мы уже столько сказали: и в случае определения смысла вещи, ее сути, значения, представления – мы имеем дело с одной и той же вещью (словом). Значит, отличие этих категорий не имеет субстрата собственно в самой вещи. Соответственно то, что определит для нас различия смысла, сути, значения и проч., лежит вне ее, вне вещи, но с ней теснейшим образом связано. Следовательно, другой альтернативы отношению нет.
Но если мы ограничимся лишь контекстуальными отношениями, то мы опять-таки не отвоюем у «фрагментарности» права на познание. Нас интересуют целостные системы отношений. Для психософии, а значит, и для познания в этом смысле существует несколько приоритетов: человек с его целостной системой опыта, совокупное сущее (или, иначе, – все, что есть) и, наконец, любая целостная и системная эманация. Именно эти системы и следует полагать в основу семантического звучания перечисленных терминов, которые в совокупности своей и дадут нам искомое семантическое поле вещи, то есть определят ее полноценную познаваемость. Итак, семантическое поле познания.
Во-первых, мы говорим о «значении». Значение – это то, что являет собою данная вещь в данном контексте, то есть значение вещи определяется отношениями ее со всеми иными вещами данного конкретного контекста. Причем любой контекст, согласно принципу целостности, являет собой целостную системную эманацию. Таким образом, значение – самая многочисленная и вместе с тем узкая и частная категория, она наиболее косна и наименее «экспортивно-импортивна». Поясним на примере: пожилой свободный профессор, давно мечтающий занять место руководителя кафедры, стоит в лекционном зале в ожидании начала лекции и мечтает о назначении, вдруг к нему подходит весьма респектабельный джентльмен и, словно бы продолжая его мысли, спрашивает: «Профессор, вам нужна кафедра?» Тот изумленно поднимает глаза и радостно кивает головой: «Конечно, да!..» «Грузчик, нашли, заносите сюда эту бандуру…» – было ему ответом.
Во-вторых, мы говорим о «представлении». Представление – это вещь в целостной системе индивидуального опыта данного конкретного человека, то есть это отношение познаваемой вещи со всеми вещами, из которых состоит его индивидуальный опыт. Всякая вещь в нашем индивидуальном опыте находится в непосредственных отношениях со всеми иными вещами в нем, создавая исключительную целостность, примером тому является открытый З. Фрейдом феномен «либидо».
З. Фрейд, видимо, сам не заметил, как сделал огромное частное гносеологическое открытие: все, что содержится в индивидуальном опыте человека, имеет непосредственное отношение к либидо, эротизму, сексуальному влечению и т. д. Причем он был максимально честен и требователен в этих гносеологических вопросах и вовсе не торопился создавать «сонник». Фрейд совершенно верно объясняет эту свою сдержанность «своеобразной пластичностью психического материала»[141] – процессуальностью отношений, как сказали бы сейчас, «продуктивной» (в значении рождения третьего) процессуальностью.
Впрочем, сам по себе феномен представления рассматривался еще Платоном, например в диалоге «Те-а-тет», где автор задается важным вопросом, отражающим наше определение представления как целостной системы, где равнозначны все отношения: «Но можем ли мы сказать, что он читает или считает неизвестное, если признаем, что он знает все буквы и любое число?»,[142] то есть фактически предполагается, что при наличии неких элементов сознание уже содержит и все отношения, и все результаты отношений, производит на свет третье и т. д.
Совершенно очевидны как психодиагностическая, так и терапевтическая значимость представления. Фактически оно обосновывает весьма важное для гуманистической психологии положение: с одной стороны, это доказывает бессмысленность директивного поведения терапевта, поскольку что бы ни было насильственно введено в систему клиента, оно, через представление, трансформируется в соответствии с существующей в его сознании системой отношений. А с другой стороны, снимаются безосновательные вопросы подчас пагубно влияющего на действия терапевта ложного чувства ответственности, благодаря которому он все время вынужден отчитываться перед своей совестью – то ли он делает, имеет ли он право это делать и т. д., вместо того чтобы искать индивидуальные решения различных психотерапевтических ситуаций.
