Философия права - [49]

Истинная теория наказания есть та, которая отправляется от начала, составляющего самое существо права – от правды, воздающей каждому своё. Это и признаётся всеми законодательствами в мире, которые преследуют не чисто материальные, а идеальные цели. Везде наказание преступлений считается делом правосудия. Преступнику подобает наказание потому, что он его заслужил, и сам он, когда его гнетут угрызения совести, нередко отдаёт себя в руки правосудия. Те, которые, как Бентам, считают справедливость пустым словом, утверждают, что воздаяние злом за зло есть только прибавление одного зла к другому, а потому лишено всякого смысла. Но такой взгляд обнаруживает лишь полное непонимание дела. Преступление потому есть зло, что оно является отрицанием права; наказание же есть отрицание этого отрицания, следовательно, не зло, а восстановление правильного отношения между свободой и законом. Воля, отрицающая закон, в свою очередь, отрицается умалением прав; этим самым восстанавливается владычество закона и подчинение ему свободы. Это так просто и ясно, что удивительно, как можно против этого возражать. Нужно полное неумение связывать понятия, чтобы видеть в этом нелепость.

Такова теория воздаяния, единственное основание правосудия как человеческого, так и божественного. Этим восстанавливается владычество нарушенного закона, а с тем вместе оказывается уважение к лицу: к нему прилагается та мерка, которую оно само прилагает к другим. «Какой мерой мерите, такой отмерится и вам» – сказано в Евангелии. Как разумно-свободное существо, человек сам ставит себе закон, и этот закон применяется к собственным его действиям. В этом состоит существо правосудия, из которого возникает распределение наград и наказаний: каждому по его делам. Отсюда требование соразмерности наказания с преступлением. В этом состоит начало правды распределяющей. На низших ступенях развития, когда идеальное начало не выделяется ещё из материальной оболочки, это требование понимается как материальное равенство: око за око и зуб за зуб. На высших ступенях устанавливается идеальная оценка. Права, которые нарушаются преступлением, имеют не одинаковую цену; с тем вместе и охраняющий их закон имеет не одинаковое значение, а потому неодинакова и преступность воли, нарушающей закон. Мелкая кража менее преступна, нежели убийство. Отсюда возникает лестница преступлений и наказаний, установление которой составляет задачу уголовного права. Так как оценка важности нарушаемого права определяется не одними умозрительными, а в значительной степени и практическими соображениями, то установление этой лестницы может быть весьма разнообразно. Здесь находят себе место и соображения общественной защиты, которые не устраняются теорией воздаяния, а возводятся в ней к высшему началу. Принимается во внимание и возможное исправление преступника, которое примыкает сюда как второстепенная точка зрения. Прилагаясь к разнообразию жизненных условий, отвлечённые требования правосудия видоизменяются сообразно с указаниями практики. В этом состоит политика уголовного права, которая, однако, в правосудии всегда должна играть второстепенную роль.

Материальное равенство преступления и наказания влечёт за собой требование смертной казни при убийстве; спрашивается: как следует на это смотреть при идеальной оценке? Против смертной казни в новейшее время многие восстают во имя человеколюбия; утверждают даже, что общество не имеет права отнимать у человека жизнь, которой оно ему не дало. Эти возражения слишком часто носят на себе печать декламации и доказывают даже совершенно противное тому, что хотят доказать. Чем выше ценится человеческая жизнь, тем выше должно быть и наказание за её отнятие. Если мы скажем, что жизнь есть такое благо, которое не имеет цены, то отнятие такого блага у другого влечёт за собой отнятие того же блага у преступника. Это закон, который он сам себе положил. Поэтому, с точки зрения правосудия, смертная казнь составляет чистое требование правды. И государство имеет полное право её прилагать, ибо высшее его призвание состоит в отправлении правосудия. Во имя высших целей оно располагает жизнью людей; оно посылает их на смерть для защиты интересов отечества. Оно обязано и защищать эту жизнь, карая тех, кто на неё посягает. Справедливая же кара состоит в отнятии того, что имеет одинаковую цену. Если, несмотря на то, смертная казнь иногда отменяется и заменяется другими наказаниями, то это происходит не в силу требований правосудия, а по другим соображениям.

Эти соображения не почерпаются, однако, из начала общественной пользы. Если для защиты общества требуется устрашение преступников, то в этом отношении смертная казнь действует всего сильнее. Это одно, перед чем останавливаются закоренелые злодеи, которые даже на пожизненное заключение смотрят весьма равнодушно. Для общества полезно отсечение заражённого члена. Если есть неисправимые преступники, то лучше всего от них отделаться разом. К этому и приходят теории новейших психологов. Таким образом, с точки зрения общественной защиты против смертной казни возражать нельзя. Соображения, которые могут вести к её отмене, совсем другого рода. Первое состоит в возможности судебных ошибок, которые при смертной казни становятся неисправимыми. Но это возражение устраняется смягчением наказания всякий раз, как приговор основан на уликах, не имеющих полной достоверности. Гораздо важнее другое обстоятельство, что смертной казнью пресекается для преступника дальнейшая возможность исправления. И тут можно сказать, что именно смертная казнь всего сильнее действует на душу человека; она заставляет его перед лицом вечности углубиться в себя и покаяться в своих преступлениях. Однако факт тот, что многие преступники идут к смерти совершенно равнодушно. Будет ли у них отнята возможность покаяния в течение многолетнего заключения? Вот единственная точка зрения, с которой можно защищать отмену смертной казни. Она касается уже не права, а нравственного отношения к душе человеческой, которым видоизменяются чистые требования правосудия. Тут перед человеческим законом открывается внутренний мир, над которым он не властен. Он не управляет совестью, и ему не известна минута, когда под влиянием действующей извнутри высшей силы, в ней могут пробудиться лучшие чувства. Это может совершиться и перед лицом смерти, и в течении многолетнего заключения. Поэтому, с этой точки зрения, вопрос остаётся и всегда останется открытым. Можно с одинаковым убеждением утверждать, что человек не вправе пресекать преступнику возможные пути к исправлению и стоять на том, что человек должен отправлять свою обязанность правосудия, предоставив Богу тронуть сердце преступника, над которым Он один имеет власть. В пользу последнего взгляда нельзя не сказать, что есть такие ужасные преступления, за которые единственным достойным наказанием может быть отнятие жизни. Естественное чувство правосудия не удовлетворяется меньшим.