Философия настоящего - [21]

Так вот, все это можно принять, полностью признав, что ни один пункт в принятом прошлом не является окончательным, и все-таки утверждать, что в нашей формулировке прошедшего события остается референция к чему-то случившемуся, которое мы никогда не можем рассчитывать воскресить в содержании реальности, чему-то, что принадлежало событию в том настоящем, в котором оно произошло. Это означает, что позади нас разворачивается свиток истекших настоящих, к которому отсылают наши конструкции прошлого, хотя нет ни возможности когда-либо до него добраться, ни ожидания того, что наши непрерывные реконструкции будут приближаться к нему со все возрастающей точностью. И это подводит меня к существу дела. Такой свиток, если бы мы до него добрались, не есть то описание, в котором нуждаются наши прошлые. Если бы мы смогли вернуть настоящее, истекшее в реальности, которая ему принадлежала, то оно бы нам не служило. Это было бы то настоящее; ему недоставало бы того самого качества, наличия которого мы требуем в прошлом, т. е. той конструкции обусловливающей природы наличного сейчас перехода, которая позволяет нам интерпретировать то, что возникает в будущем, принадлежащем этому настоящему. Когда кто-то вспоминает дни своего детства, он не может войти в них так, как он был в них тогда, вне их связи с тем, чем он стал; а если бы он смог это сделать, т. е. если бы смог воспроизвести опыт так, как он имел место тогда, то он не смог бы его использовать, ведь это предполагало бы, что он не пребывает в том настоящем, в котором это использование должно происходить. Вереница настоящих, внятно существующих как настоящие, никогда не образовала бы прошлого. А потому, если есть такая референция, то это не референция к сущности, которая могла бы встроиться в любое прошлое; и я не могу поверить, чтобы переживаемое прошлое отсылало к чему-то такому, что не имело бы той функции или ценности, которая в нашем опыте принадлежит прошлому. Мы отсылаем не к реальному прошлому событию; оно не было бы тем прошлым событием, которое мы ищем. Можно выразить это иначе: наши прошлые всегда так же ментальны, как и будущие, простирающиеся перед нами в наших воображениях. Помимо последовательных положений, они отличаются от них тем, что детерминирующие условия интерпретации и поведения воплощаются в прошлом, как оно обнаруживается в настоящем, но при этом они подчинены тому же критерию надежности, что и наши гипотетические будущие. И новизна каждого будущего требует нового прошлого.

При этом, однако, теряется из виду одно важное качество любого прошлого, и состоит оно в том, что никакое прошлое, которое мы можем сконструировать, не может быть адекватным настолько, насколько этого требует ситуация. Всегда есть референция к прошлому, которое недостижимо, и она все ж таки согласуется с функцией и значением прошлого. Всегда возможно, что импликации настоящего должны быть доведены дальше, чем мы действительно их доводим, и дальше, чем мы в состоянии их довести. Всегда было бы желательно иметь больше знания для решения любой стоящей перед нами проблемы, но этого знания мы обрести не можем. Если бы мы вдруг его обрели, то должны были бы, несомненно, сконструировать прошлое, более истинное для того настоящего, в котором заключены импликации этого прошлого. И именно к этому прошлому всегда отсылает каждое прошлое, несовершенно представляющее себя нашему исследованию. Если бы у нас были все возможные документы и памятники эпохи Юлия Цезаря, то мы, несомненно, имели бы более истинную картину этого человека и того, что происходило на протяжении его жизни, но эта истина принадлежала бы этому настоящему, и позднейшее настоящее реконструировало бы ее с точки зрения собственной эмерджентной природы. Тогда мы можем помыслить прошлое, которое в любом отдельно взятом настоящем было бы неоспоримым. С точки зрения этого настоящего это было бы окончательное прошлое, и если принять во внимание этот случай, то, думаю, именно это прошлое имеется в виду, когда речь идет о том, что выходит за рамки утверждений, которые может дать историк, и именно это прошлое мы склонны принимать как прошлое, независимое от настоящего.

II. Эмерджентность и идентичность

Я говорил о настоящем как о средоточии реальности, поскольку его наличный характер проливает свет на природу реальности. Прошлое и будущее, проявляющиеся в настоящем, можно считать всего лишь порогами небольшого кусочка неограниченной протяженности, чья метафизическая реальность редуцирует настоящее до незначительного элемента, на один миг приближающегося к миру. Такое видение реальности как бесконечного свитка, рывками развертывающегося перед нашим прерывистым взором, находит еще один вариант в картине реальности как четырехмерного континуума пространства-времени, событий и интервалов, навсегда детерминированных его геометрией, в который мы наугад вторгаемся со своими субъективными схемами соотнесения, получая мгновенные впечатления, наличный характер которых является функцией наших разумов, а не какого-либо сегмента упорядоченных событий в мироздании. Я предположил, что такой подход к реальности не соответствует научной технике и методу, с помощью которых мы ищем открытия тайн в мире. Научная процедура сосредоточивается на том необходимом обусловливании происходящего происходившим, которое вытекает из самого протекания (passage). В пространственно-временных связях, т. е. в движении, это обусловливание может достичь определенности дедукции, хотя даже здесь мы стоим перед возможностью того, что наши выводы будут часто держаться на статистических результатах, отрицающих ту конечную детерминацию, которую мы ищем. Есть свидетельства, что сама попытка довести технику до абсолютной точности саморазрушительна. Еще одна ветвь этой детерминации протекания фигурирует под именем вероятности. Какого бы учения о вероятности мы ни придерживались, мы полагаем, что ранее случившиеся события несут с собой вероятность того или иного характера последующих событий, даже если эту вероятность можно рассчитать только в опоре на теорию вероятностей. Основание этой детерминации будущего прошлым обнаруживается в том, что происходящее имеет временную протяженность — что реальность не может быть сведена к мгновениям — и что предшествующие стадии должны быть условиями последующих стадий. Дело науки — выяснить, что именно происходит.