Философия культа - [179]
Пределом ряда отделений от мира служит трансцендентное. И если, гносеологически, трансцендентное определяется сознанию как предел ряда отделений, то психологически оно дается как система ряда изоляций, вообще различного по числу изоляций, смотря по тому, в какое время, кому, и какое именно трансцендентное, и при каких условиях дается. Разумеется, чем превыше от мира сам субъект таинства, тем менее может быть изоляций; чем он крепче врос в мир—тем их необозримо более. В пустыне изоляций требуется менее, чем в селе, а в селе— меньше, чем в городе провинциальном, а в гор<оде> провинциальном меньше, чем в столице. Больному их требуется менее, чем здоровому, умирающему—менее, чем больному. При опасности— менее, чем в благополучии. Отшельнику—менее, чем мирянину и т. д. и т. д., святому менее, чем грешнику. Но принцип остается все тот же: повторность изоляции как трансцендентальная схема трансцендентности.
Таким образом таинство (вообще вся церковная жизнь) получает скорлуповатое сложение, делается подобным пасхальным яйцам, вложенным одно в другое: тогда то последнее, которое находится внутри всех, будучи, положим, 30-м или сороковым, и практически недоступным вне прохождения всего ряда для верующего сознания, оказывается схемою абсолютно недоступного, но воплощенного в доступном. Все дело в том, чтобы вовремя остановиться на надлежащем номере и, ибо если η слишком велико, то слишком большая трудность достижения а>п создает в душе чувство непреодолимой трудности, и таинство будет казаться не трансцендентно-имманентным, а просто трансцендентным; если η слишком мало, то не получится впечатления перспективы бесконечности, чувства дали, как обертонов а >п, и тогда таинство будет слишком доступным, фамилиарным, покажется просто имманентным. N должно предполагаться социальным сознанием и потому, так определенное, соответствует нормальной (т<ак> сказ<ать>, не близорукой и не дальнозоркой) психологии. Вот почему и, будучи трансцендентальным условием бытия общественного (общества), защищается обществом, как начало жизни, и покушение на него, на изменение его, в данное время и в данной стране необходимо рассматривается как потрясение основ, глубочайших корней общества...
Поясню конкретно, что я разумею под скорлуповатым сложением церковной жизни, отметив при этом заранее, что т. к. эмпирическое находится во времени и в пространстве и координатами временно-пространственными определяется, то значит и ряд изоляций должен быть двоякий:—из перегородок в пространстве и перегородок во времени.
Государство, обособленное от другого государства своею границей,— вот первая кора изоляции. Затем идет изолированность города, села и т. д. от окружающей «инертной» (безразличной) религиозно среды—леса, поля и т. д. В городе или селе изолируется церковная земля—чрез ограду церкви, περίβολος. В ней—храм чрез стены его; в нем—амвон и перегородки, алтарь, иконостас, в алтаре—престол. На престоле—антиминс с илитоном. На антиминсе—чаша и дискос, содержащие Св(ятые) Дары.
То же и во времени. Ряд запретительных мер принят для того, чтобы уединить моменты священнейшие—от священных, а священные—от мирских—мирские же—от греховных. В сущности, вся служба представляет собою систему таких изоляционных перегородок. Задача культа в том, чтобы ни в пространстве, ни во времени участник культа не соприкасался сразу с самим таинством; разница потенциалов тут так велика, требуемый диапазон внутренней жизни так широк тут, что от внезапного перехода внутреннее ухо тут оглохло бы, произошел бы какой-ниб<удь> внутренний вывих, и прежде всего он произошел бы оттого, что таинство не было бы воспринято как таинство («не оттого ли многие из вас и болеют?» Ап. Пав., к Кор.){982}. Но требуется постепенно подымать внутреннюю жизнь от ее обычного напряжения к тому, особому, и это достигается чрез раздробление всего интервала, имеющего быть пройденным как во времени, так и в пространстве, на ряд отдельных интервалов,—чтобы душа не прыгала из пропасти вверх на вершину и сверху в пропасть, а восходила к вершине и нисходила в священном месте и в священные времена (сроки) по лестнице, состоящей из η ступенек. Эта лестница есть обряд. [Об этимологии слова обряд. Об-ряд—об-ряжение таинства.] Обряд «столь же» необходим, как и таинство.
Задача таинства—потрясти душу, чтобы этим потрясением залечить τραύματα της ψυχής. Но это потрясение само могло бы разбить душу вдребезги. Задача же обряда смягчить это! удар, направить его наиболее целесообразно, так, чтобы он не пришелся мимо того места, куда надо ударять, или, напротив, не был слишком силен. Обряд размеряет действие таинства. Посему понятно, что таинство, как источник энергий, непреложно, обряд же, как регулятор ее—в высокой степени пластичен, гибок, приспособляем к условиям места и времени, сохраняя от века к веку (лишь) общие основные линии своего принципа (?), и сокращаем и развиваем в зависимости от данных условий общественной жизни и даже индивидуальной души. <Сбоку карандашом написано}: [Церковь—маяк. Таинство—источник света, обряд—совокупность рефлекторов для направления света, куда нужно.] Отрицание обряда столь же опасно, как ή абсолютизирование его: первое ведет к извращению действия таинств и, следовательно, к прелестному состоянию (протестантство) (фамилиарность с таинством); второе же — к бесконечному удалению таинств, к заслонению их обрядом и потом к одеревенению (как редиска) душевной жизни, к обеднению ее духом (католицизм), к оплотянению (отвлечению от таинств).
