Философия. Книга 1. Философское ориентирование в мире - [6]

Мышление о трансценденции, так же как перед тем сознание экзистенции, коль скоро оно представляется возможным для сознания вообще, необходимо и всегда сводится им к понятию о чем-то объективно «лежащем в основе» всякого существования. Как таковое оно становится метафизическим мышлением. Перед метафизикой, однако, вновь открывается опасность методического срыва или «соскальзывания», как только философия понимает метафизическое содержание как однозначно данный в некотором опыте абсолютный предмет («сознания вообще»). Между тем, согласно Ясперсу, это предмет особого рода: в отличие от предметности «сознания вообще», он не может быть схвачен прямо и непосредственно, не может быть осознан как предмет; его отношение к сознанию существенно опосредовано экзистенцией. Абсолютная предметность, наполняющая мышление экзистенции, имеет для нее символическое значение. Осознанный в предметности символ есть шифр трансценденции, и постольку совокупность абсолютных предметов, как символов подлинного бытия, абсолюта или трансценденции, есть в философии Ясперса «шифропись» абсолютного. Трансценденция, говорит философ в одном месте, есть бытие в предметном обличье шифра. Шифр означает или, лучше сказать, обличает, являет подлинное бытие именно и только для экзистенции, как ее собственную трансценденцию; именно в экзистенциально наполненном мышлении предметность шифра обретает значение, только в нем он содержателен. Если же мы возьмем шифр трансценденции, как если бы он и был самой трансценденцией, он окажется нестойким и исчезнет перед нашим взглядом. Реалистическое сознание, с присущим ему конфетным пониманием фактичности существования, смотрит на такого рода символы и содержания как на иллюзию. Между тем в действительности шифропись трансценденции есть стихия мифотворчества, мифологии - и область метафизического философствования, смысл которого и состоит, по Ясперсу, в систематическом анализе символизированной таким образом абсолютной предметности, ее (экзистенциальном) усвоении и даже отчасти творении. В метафизике для Ясперса оказываются наиболее существенны Гегель и Шеллинг, и, скорее всего, именно в их взаимном отношении и внутреннем споре. Ибо, согласно Ясперсу, метафизика не может бьпъ завершена, как целое, и зафиксирована, как единственно истинная система; никакое содержание, скрытое за шифрами трансценденции, не выражает всецело и без остатка ее самое и тем более не есть она сама; в этой связи оказывается существенным опыт «отрицательного богословия». Метафизическое философствование, так же точно, как и «просветление экзистенции», есть не проповедь, а вечное искание. Удостоверившись в собственном подлинном самобытии, экзистенция устремляется (через это удостоверение, и отталкиваясь от него) на поиски собственной трансценденции, абсолютного, своего «экзистенциального основания». Экзистенция, как изначальная свобода, существенным образом стремится к границам существования, существенно и необходимо переходит всякий предел. Для нее характерно «трансцендирование». Философия, и особенно философия в качестве метафизики, как чтение шифрописи бытия, есть для Ясперса не что иное, как опыт непрерывного, - но и принципиально незавершимого, - трансцендирования фактического существования. В направлении к миру как целокупности, экзистенциальной цельности человеческого существования и, наконец, его основе в трансцендентном. Постольку это последнее искание и это последнее трансцендирование может быть примерно описано как «искание Бога». Это искание совершенно неизбежно для честной с самой собою экзистенции: только трансценденция придает экзистенции подлинную весомость в существовании.

Это убеждение заставляет историков мысли относить Ясперса к числу «религиозных» экзистенциалистов (вместе с Габриэлем Марселем и некоторыми другими). Нам кажется, однако, более уместным для его философии определение «теистического экзистенциализма» (в противоположность «атеистическому», но и в отличие от собственно «религиозного» варианта этого рода философии): трансценденцию в философии Ясперса вполне можно понимать как Бога, но эта же философия отрицает саму возможность цельно-истинного откровения этого Бога. Религия откровения и независимое философствование суть у Ясперса не просто различные интеллектуальные позиции, различные «веры», но это «веры» альтернативные, и экзистенция принимает коренное решение в пользу той или другой из них. Религиозная жизнь и философствование, как духовная практика, пусть обе они равно реальны как практики , тем не менее герметически закрыты друг для друга: молитва есть реальное Богообщение верующего, но она невозможна и недоступна как опыт для независимого философа. Постольку сама возможность религиозной философии (и соответственно «религиозного» экзистенциализма) в основополагающем труде Ясперса оказывается закрытой, из опасения недобрых последствий для свободы философствования. Другое дело, что закрытость эта скорее психологического, чем концептуального, плана: действительные основополагающие убеждения философии религии у Ясперса (к примеру, упомянутое выше учение о тесной связи экзистенции и трансценденции как двух форм непредметной и постольку сверхрациональной действительности) на деле не так далеки от учений собственно христианских, и они становятся позициями религиозной философии сразу же, как только на отношение человека к Богу мы распространим мысль о существенности как экзистенциальной коммуникации с Иным. Философия экзистенции, иными словами, может быть «религиозной», но у самого Ясперса она такой не была.