Философия. Книга 1. Философское ориентирование в мире - [59]

Но эти модели дают сбои и в величайшем, и в мельчайшем. В большом - становится проблематичной действительность трехмерного, единственно доступного нашему созерцанию пространства. В малом - никакая модель атома, как образ некоего состоящего из механически соотнесенных с друг другом движущегося тельца, не оказывается вполне состоятельной. Созерцание модели исчезает, остается математическая формула. Не имеющая наглядности математика, превратившаяся в игру со знаками и долго остававшаяся такой игрой, получила применение в физике. Непостижимое в природе и в математике встречаются: действительность, недоступная никакому созерцанию, допускающая верификацию только в экспериментальных количественных данных как знаках, постигается в математической мысли. Не имеющая наглядности ясность формулы освещает абсолютную темноту. Результаты измерений в нашем мире подтверждают реальность того, что было выдумано в этой диковинной математике. Это похоже на колдовство. Но от всякого подобного колдовства его отличает совершенная рациональность, непрерывное улучшение результатов в ходе критической самопроверки, относительность всякого достигнутого результата, прозрачность выводов для освобожденного от всякой субъективности рассудка вообще. Здесь не имеет силы никакой произвол, никакой авторитет. Все может быть скорректировано, все надежно лишь на данный момент, все может быть перепроверено в непрерывности всеобщего познания, а значит, являет прямую противоположность магии, и потому, в сравнении с бессилием последней, обладает необозримо широкой действенностью.

Теперь мы можем задать вопрос: есть ли это лежащее в основании нечто - подлинная действительность в-себе сущего мира? Оно мыслится как независимое от нашей субъективности; оно представляется нам существованием, предстающим нам как сопротивление и как техническая управляемость (Beherrschbarkeit). Но как подлинная действительность оно обнаруживает недостатки. Ибо оно есть действительность одного только неорганического существования, а действительностью другого существования бывает лишь постольку, поскольку и оно также есть материальное существование в пространстве-времени. Далее, оно само не становится единством, но раскалывается на борющиеся друг с другом теории, обладающие каждая относительной правильностью, где-нибудь опять выявляются нестыковки, и они не позволяют теории, в каких бы широких пределах эта теория ни была прежде верна и полезна, успокоиться ни на каком наличном знании о действительности. Действительность принимает эту математическую форму для опыта приложения известного рода методов при познании неорганического мира. Вот и все. Действительность вообще остается неуловимой (unfaßbar).

Возможно, когда-нибудь в будущем исследование застынет и уступит место вере в некоторое ранее добытое наукой познание. В таком случае, правда, единая теория сможет консолидироваться в некоторое, по своему происхождению уже непонятное, обманчивое знание о бытии. Тогда позабудут или проигнорируют незначительные и, казалось бы, не имеющие значения противоречия, зато это единое знание начинят вымыслами. Ибо там, где утрачивается методический смысл знания, существующий лишь в движении исследования, там утрачивается и чистота результатов этого знания.

Таким образом, единства лежащего в основании не удается найти, даже ограничившись неорганическим существованием, где единственно и уместна мыслимость такой основы. Если та же самая мысль повторяется, хотя и не столь кстати, при изучении жизни, души и духа, то исследователи выдумывают энтелехии живого, бессознательное души, неразумное духа, как то, исходя из чего, по аналогии с каузально-теоретическим мышлением, должна быть постигнута в понятии фактическая действительность. О каком-то единстве бытия здесь могла бы идти речь только при очевидной абсолютизации известного партикулярного аспекта.

Итак, лежащее в основании нигде не бывает единством, но составляет, как средство исследования в различных направлениях, мысленное дополнение непосредственным данным эмпирического опыта. Единство мира должно было бы заключаться прежде всякого исследования в некоем мировом целом, которое бы, как таковое, обнаруживало бы себя для нас; позади такового его обнаружить уже не удается.

3. Единство как идея.

- Если и мир, как единство, не составляет ни необходимой предпосылки, ни достижимой цели ориентирования в мире, то всякое исследование в мире действительно лишь как поиск единств, всякий прогресс знания - находка некоторой становящейся единством действительности. Отличать эту действительность от аналогий и метафор, которые, хотя они и суть лишь представляющая фантазия, могут однако становиться психологическим корнем действительных открытий, - это задача применяемой в каждом случае эмпирической верификации.

Эти единства получают верификацию как конечные завершенности (endliche Vollständigkeiten); но эти последние сами - лишь шаги на пути тех бесконечных единств или идей, которые так же точно направляют нас, как силы, в исследующем ориентировании в мире, как они же предносятся нам, как его цели. Поскольку они не имеют предмета в мире, они субъективны и в то же время объективны, как основа всякого содержательного предметного единства и систематики. Их верификация не совершается непосредственно, но косвенно заключается в плодотворности познания, движущегося вперед благодаря им. На каждой ступени идущего вперед познания эти идеи высказывают в виде относительных порядков, как схемы и принципы. В подобиях и образных представлениях, за которыми они скрываются, они все же наличествуют для сознания как исполнения, не будучи законченными в мире. Они воплощаются (inkarnieren sich) в предметном мире, никогда не становясь предметными как собственно они сами, как открывающиеся в бесконечном прогрессе, никогда вполне не дающиеся познанию единства. Не будучи стихией мироориентирующего знания, они составляют его импульс, а затем и его границу. В мышлении идей я трансцендирую по ту сторону ориентирования в мире.