Философия и гуманитарные науки - [39]

Грог не опустил глаз, не смутился. Он спокойно смотрел на меня.

— Жил-был один ученик, который мечтал превратиться в учителя, — начал он.

— Нет, не надо больше твоих дзенских притч… — умоляюще сказал я.

Моя реплика не остановила Грога. Он еще пользовался остатками авторитета.

— Юноше рассказали о хорошем учителе, который жил недалеко от его дома и который мог взять его в ученики. Он пошел к учителю, а тот поведал ему о выгодах, которые получает тот, кто становится пилигримом. Молодой человек, послушный словам учителя, отправился в путешествие — далеко-далеко. Если он задерживался в одном месте больше трех дней, он считал, что предает своего учителя. Много раз он сбивался с дороги, однажды ночью он чуть не погиб. Только воспоминания о словах учителя спасали его от поражения. Однажды он решил, что уже можно вернуться, увидеться со своим учителем и показать ему, что он сделал со своей жизнью. Он не был уверен, что найдет учителя в его старом доме, но по крайней мере там могли подсказать, где его искать. Учитель сам открыл ему дверь. «Какая случайность, что я встретил вас здесь», — сказал ученик. «Случайность? — удивился учитель. — Это мой дом. Где же ты думал меня найти?» — «Но ведь вы постоянно в дороге, разве нет? Я последовал вашему уроку. Посмотрите на мои израненные ноги. Посмотрите, какой я оборванный и исхудавший. У меня никого не осталось, кого я знаю. Я даже не знаю, кто я». — «Разве я виноват, что ты понял меня буквально? Да, я паломник, но я совершаю паломничества, не выходя из комнаты, хотя и не противлюсь, чтобы другие сходили на окраину деревни. Поговорим в следующий раз, я устал, сегодня я выходил из своей комнаты уже раз сорок».

Да, Грог умел менять тему. Я не спросил у него ни имени жены, ни имени сына, ни о деталях работы, чтобы все эти подробности разбили остатки былой лжи. Как бы в компенсацию за мое молчание Грог признался, что это он сам был амбулаторным пациентом Дома «Спиноза». Его мучило недомогание, которое называется синдромом Маркони: болезнь, когда человек видит перед глазами обширные литературные тексты, не написав при этом ни единой строчки.

— По субботам мы собираемся в подвале корпуса Будапешт и пересказываем свои несуществующие романы. Нас семь человек, иногда восемь, мы безостановочно говорим, перебивая друг друга. Никто из нас не умеет излагать свои мысли на бумаге, никто в жизни не написал ни единого слова. Мы — как несбывшиеся надежды, призраки несостоявшихся авторов, говорящие машины, которые работают без остановки. Мы говорим и говорим в этом полуразрушенном подвале, пока наш координатор не разгоняет нас. Это психолог, бывшая жертва синдрома Маркони, к счастью, он вылечился; он не пишет, но также и не мечтает больше писать. Мы уходим всей группой, рассказывая по пути о своих будущих книгах, хотя на самом деле никто из нас не способен написать на листе бумаги даже названия своих предполагаемых творений. В следующую среду мы снова встретимся в кондитерской «Грусть». К этому времени я узнаю, кого именно навещает Конде: Омеро Брокку или кого-то другого.

Я поклялся себе никогда больше не напоминать Грогу о том, что узнал о его жизни. Пусть он лучше продолжает жить в качестве воображаемого персонажа, призрака, последнего героя моей юности.

ВСТРЕЧА С РУСНИКОМ

Волоча ноги, на кафедру пришел Трехо. Он сказал мне, что его дни в качестве университетского детектива и частного преподавателя сочтены.

— Конде узнал, что я занимаюсь расследованием, и рассказал обо мне декану. Он пригрозил начальству скандалом, если меня не уволят.

— Вас уже официально уведомили об увольнении?

— Нет, но через неделю будет заседание суда, где мы все, замешанные в этом деле, должны дать свидетельские показания. Вы тоже.

— Я?!

— Вы, Новарио, Конде и я. Если мы не представим никаких доказательств против Конде, меня исключат из преподавателей, а вы…

Я сделал ему знак, предлагая продолжить наш разговор в глубине помещения. В первом зале сидела только одна студентка, бледная блондинка в очках, которая держала книгу в трех-четырех сантиметрах от глаз. Она довольно часто приходила на кафедру, и изредка я приглашал ее провести со мной вечер. Она всегда отвечала согласием, не разрушая моих скромных ожиданий. Я не хотел, чтобы она услышала новость о моем предстоящем отлучении от академического мира.

Мы с Трехо прошли в Берлогу, и я рассказал ему о новостях из дома отдыха «Спиноза».

— А вы сами верите в то, что Омеро Брокка жив и что Конде скрывает его в психушке?

— Не знаю. Надо будет туда съездить.

— Завтра?

— Завтра, — решительно проговорил я. — Нам нельзя приходить в суд с пустыми руками.

Поездка в компании с Трехо заставила меня позабыть о нашей конечной цели. Трехо по-детски удивлялся самым банальным аспектам нашего путешествия: униформе охранников, продавцам-лоточникам, инструкциям, приклеенным к стенам вагонов.

— Я уже несколько лет не выезжал из города, — объяснил он. — Ненавижу путешествовать. Поэтому я и расстался с женой. Она не могла понять, почему мы никогда не путешествуем. А я говорил: езжай на пляж, в горы, куда хочешь. Однажды она уехала и не вернулась. Время от времени она присылает мне открытки из разных далеких мест.