Философия Х. Патнэма - [4]

2. Хотя указанная сфера реальности выходит за пределы того, что доступно человеческому восприятию, человек может иметь точную и надежную информацию о ней благодаря науке, которая, опираясь на строгие процедуры и методы, раскрывает свойства и характеристики ненаблюдаемых сущностей, тем самым давая истинное знание о них.

3. Цель науки состоит в создании истинной картины мира, изображающей мир таким, каков он есть на самом деле.

Как это ни удивительно, развитие науки в XX веке, и прежде всего создание теории относительности и квантовой механики, поколебали это общее представление о науке. Это связано с тем, что используемый в этих науках сложный математический аппарат позволяет делать точные расчеты и предсказания, но создает огромные трудности при интерпретации исследуемой области в терминах определенных физических сущностей (например, "частиц" или "волн"). Это дало повод для усиления "инструменталистских" представлений о науке, согласно которым научные теории являются не более как удобными средствами для проведения наблюдений и экспериментов, и их ценность состоит лишь в их предсказательной способности, поэтому вопрос о том, существуют ли постулируемые ими объекты и сущности, не имеет смысла.

В 50-60-е годы ряд философов выступили с критикой инструментализма под общим лозунгом "научного реализма". Так, в философии науки появилось "новое" направление, поставившее своей задачей защиту способности науки давать истинное знание о мире. Философы этого направления разделяли общее убеждение в том, что "физический мир имеет глубины и измерения, для описания которых незаменимы методы образования понятий, характерные для теоретических наук, и для познания которых мы полагаемся на научный метод" [8]. Важная особенность этого направления состоит в том, что оно объединило философов, в наибольшей мере сохранивших "верность" логическому позитивизму, поэтому научный реализм «из всех постпозитивистских течений… является наиболее "законным" детищем логического позитивизма» [9]. От своего влиятельного "предка" научный реализм унаследовал прежде всего представление о кумулятивном характере развития научного знания, постепенно приближающегося к истинной картине мира, и традицию переводить философские проблемы в лингвистическую плоскость для решения их средствами логико-семантического анализа.

Когда в начале 60-х годов в западной философии науки возникло новое направление – так называемая "историческая школа", связанная с именами таких философов, как Т.Кун, П.Фейерабенд, Дж.Агасси и др. и выдвинувшая радикальную программу пересмотра основных положений методологической концепции логического эмпиризма, – это неизбежно породило жесткую полемику между сторонниками нового направления и представителями научного реализма. Одним из центральных пунктов этой полемики оказался вопрос о характере развития научного знания. Кумулятивной модели научных реалистов представители "исторической школы" противопоставили представление об истории науки как о процессе смены обособленных концептуальных структур (парадигм, научно-исследовательских программ, альтернативных теорий), в ходе которого не происходит приращения знания, поскольку знание, накопленное, к примеру, предыдущей парадигмой, отбрасывается в момент ее замены. В новой парадигме все оказывается иным: и законы, и научные факты, и проблемы, и методы их решения. Ученые разных парадигм живут в разных мирах, и переход от одной парадигмы к другой нельзя объяснить логико-методологическими соображениями, он происходит как "переключение гештальта".

Следует отметить, что в рамках "исторической школы" был сформулирован один из наиболее серьезных инструменталистских аргументов против научного реализма: "почему мы должны доверять тому, что современная наука говорит нам о некотором аспекте базисной структуры вселенной, если наука так часто меняла свое мнение об этой базисной структуре в прошлом?" [10]. История науки не дает никаких оснований полагать, что сущности, постулируемые современными научными теориями для объяснения наблюдаемых явлений, не будут отброшены некоторой будущей научной революцией, как это уже случалось не раз, и поэтому мы не вправе считать их столь же реальными, как растения, животные, камни и т.д.

Патнэм принял активное участие в полемике между представителями исторической школы и научными реалистами. Его статья "Как нельзя говорить о значении" ("How Not to Talk about Meaning", 1965) явилась ответной критикой в адрес "исторической школы" и одновременно защитой научного реализма. Его метод защиты состоял в обосновании того, что вывод "исторической школы" (в лице П.Фейерабенда) о несоответствии кумулятивной модели реальной истории науки опирается на некорректные посылки, в частности – на неправильную концепцию значения.

Итак, объектом критики Патнэма является точка зрения Фейерабенда, согласно которой наука может дать "не корректное объяснение явлений, а различные их альтернативные объяснения посредством ложных теорий" [11], поэтому нужно стремиться к плюрализму теорий, а не к единственному истинному объяснению, которое в принципе не достижимо. Согласно Патнэму, в основе этого отказа Фейерабенда рассматривать науку как "кумулятивный процесс накопления знаний о природе" лежит неправильная трактовка термина "значение". По мнению Фейерабенда, значение любого дескриптивного теоретического термина детерминируется контекстом теории в целом или ее основоположениями, и поэтому если две различные теории содержат один и тот же термин (например, термин "масса"), то значение этого термина различно в силу различия теорий. Так, в ньютоновской механике термин "масса" выражает абсолютное свойство тела (меру инертности), а в теории относительности это свойство находится в зависимости от скорости тела. Это означает, что изменение теорий (то есть переход от одной теории к другой) влечет за собой изменение значений входящих в них дескриптивных терминов. А поскольку Фейерабенд отрицает существование нейтрального языка наблюдения, который бы обеспечил общий эмпирический базис для различных теорий и, следовательно, предоставил бы критерии для их сравнения, то эти два тезиса: тезис об изменении значения терминов при переходе их из одной теории в другую и тезис о создании каждой теорией своего собственного эмпирического языка – позволили Фейерабенду сделать вывод о несоизмеримости научных теорий. Наличие повседневного языка, которым пользуются представители различных теорий, не может, по мнению Фейерабенда, служить аргументом против тезиса о несоизмеримости, поскольку повседневный язык в определенном смысле сам является теорией: с ним связана определенная система понятий и представлений, основывающихся на принципах, аналогичных основоположениям научных теорий. Поэтому значения слов обыденного языка детерминируется этими принципами.