Философия - [2]

Шрифт
Интервал

Представим себе обычные возражения.

1. «Слишком рано». Но опыт показывает, что в платоновых диалогах слушают мудрецов и вступают с ними в спор совсем юные существа. Так, наверное, и в самом деле было в афинской Академии Платона. Английский мыслитель Беркли сделал свое основное открытие еще студентом. Программа немецкого классического идеализма была сформулирована «зелеными» тюбингенскими студентами, и почти в таком же виде осуществлена ими, но уже – зрелыми мыслителями. Шеллинг становится магистром философии в 17 лет. Гегель читает, и не без успеха, свою головоломную философию нюрнбергским гимназистам. Ницше становится уважаемым профессором в 25 лет. Всего на пару лет были старше Маркс и Энгельс, когда создали основы научного коммунизма.

Конечно, названное – это скорее исключения, чем правило. Но они говорят, что для страха перед философией нет оснований: дети умеют философствовать, философы умеют учить молодых, а иногда и сами чему-то у них учатся.

2. «Слишком сложно». Но сложны системы, которые выражены на специальном языке. Начала философствования просты. Они не требуют конкретных знаний. Это не значит, что они не требуют труда. Бывают вещи, трудные потому, что они сложны. Но некоторые трудны именно потому, что они просты: их нельзя свести к чему-то другому, более понятному, объяснить через что-то иное. Знание делает сложное простым, но что нам делать с простым? Вот здесь-то и начинается философия.

3. «Философию лучше отложить на потом. Сначала – специальные, бесспорные науки». Но если предлагать вопросы с готовыми решениями, недолго и отучить от азарта поиска. Если не сделать прививку против догм как можно раньше, мы рискуем просто опоздать.

4. «Философия бесполезна». Но юность интеллектуально бескорыстна. Она знает, какая важная вещь – игра. Значит, и игра понятиями не покажется ей слишком странной. К тому же бывают вещи бесполезные потому, что они не средства, а цель. Как искусство или религия.

5. «Философии, как и искусству, нельзя научить». Но можно учить не поэзии, а грамматике, не музыке, а нотной грамоте. В каждом искусстве таится ремесло; само слово искусство связано с понятием «умение» (искусный мастер). Такая же связь прослеживается во множестве языков. В философии тоже есть «ремесленные» навыки, без которых в ее мир лучше не входить. Их знание не дает мудрости, но даст возможность правильно выбрать профессию.

Даже если вы не увлекаетесь философией, вы можете научиться видеть проблему там, где ее не заметят другие, и в то же время не делать трагедии из факта одновременного сосуществования несовместимых способов объяснения действительности (без чего нет современной науки); почувствовать отличие гипотезы от теории, метафоры от понятия, логического вывода от утверждения аксиом мировоззрения. Вы поймете, как важно слушать собеседников, терпеливо сносить их «инакомыслие», формулировать и выражать свои идеи, стремясь не столько к самовыражению, сколько к пониманию; быть может, освоите трудное искусство безболезненно вступать в контакт с сообществом или человеком, обладающим другим, непривычным способом мышления, другой психологией и системой ценностей. Обретете способность не бояться авторитетов, но уважать их, развив в себе чутье к «высшему». И уж, совсем хорошо, если поймете, что в мире есть тайны, превосходящие возможности нашего разума, о которых, тем не менее, можно мыслить, не жертвуя достоинством, ясностью и честностью интеллекта.

Знание и мудрость. В точном переводе с греческого слово «философия» означает «любовь к мудрости». Но что такое мудрость, к которой тянется душа философа, ради которой он читает и пишет книгу, ведет беседы, поискам которой посвящает дни и ночи жизни? Уж не другое это имя для знания?

Давайте прислушаемся к словам «мудрый», «мудрец» «умудренный». Так обычно не говорят о человеке, который просто прочитал много книг и перенасыщен информацией. Можно знать всю таблицу Менделеева, и сколько колец у дождевого червя, и как называются спутники Юпитера, но все это мудрости не придает. Древнегреческий философ Гераклит (кон. VI – нач. V в. до н. э.) говорил: «Многознание уму не научает». А если наш многознающий друг еще и ссорится с товарищами, мечется от одного занятия к другому и все время ходит с видом обиженного на весь белый свет, мудрецом его не назовешь».

Но, может быть, мудр не тот, кто много знает, а тот, кто много умеет? Вернее, хорошо знает, как надо что-либо сделать. Например, как сшить модную вещь, спроектировать новую модель холодильника или заработать много денег? Пожалуй, нет, и в этих случаях слово «мудрость» не подходит. Об умеющем чинить собственный карбюратор или работать на компьютере скажут: умелец, мастер, специалист. О преуспевающем бизнесмене: делец, хозяин, ловкач. Только мудрецом все же никто не назовет Что же есть мудрость, если это не знание и не умение в их обычном смысле? А, может быть, напротив, это и знание, и умение, но только какого-то иного рода, которое решает другие задачи, не похожие на те, что мы только что назвали.

К мудрецам – а таких людей всегда было не очень много – издревле приходили за жизненным советом. Унесла у крестьянина злая болезнь всю семью, разорилось его хозяйство, разочаровался он в Боге, идет к мудрецу за советом: как жить? Зачем жить? И пресыщенный богач, объездив полмира, все изведав, тоже к мудрецу спешит: как жить? Зачем жить? И надо ли? Мудрыми называли тех, кто способен врачевать душевные раны, кто может помочь найти смысл жизни, указать цели и пути к ним. Люди, обуреваемые страстями и не умеющие справиться с собой, шли к мудрому, чтобы научиться владеть собственным «я»; запутавшиеся в том, что хорошо, а что плохо, учились у мудреца умению отличать доброе от дурного. Но для того, чтобы помогать другим, сам мудрец должен был уже обладать огромными духовными и умственными возможностями. Тот, кто указывает цели и ценности, не может быть причастен к таким тайнам бытия, которые не очевидны для обычного человека. И древние мудрецы вполне отвечали этим требованиям. Они нередко были и практиками: так, древнегреческий философ Фалес (ок. 625 – ок. 547 до н. э.) изобрел календарь, а его соотечественник Анаксимен (585–525 до н. э.) был астрономом и метеорологом, но все же главным оставалось то глубинное понимание сути вещей, которое и отличало мудрецов от всех остальных. Мудрым может быть назван тот, кто познал законы мироустройства и человеческой души, кто находится в гармонии со Вселенной и может научить другого, как жить в мире и счастье.


Рекомендуем почитать
Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».


Искусство феноменологии

Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.


Работы по историческому материализму

Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.


Стать экологичным

В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.


Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.