Философия без дураков - [95]

Допустим, в обществе появляется некое перспективное меньшинство. Оно обладает перевесом в знании, быстро подбирает под себя ключевые ресурсы и доминирует. Перед вуалью никто не знает, будет ли он в этом меньшинстве, но само слово меньшинство говорит, что, скорее всего, не будет. Значит, он будет за то, чтобы свести перевес к нулю. Если в будущее проходит только что-то одно, а другое обречено на гибель, справедливость, понятая по Ролзу, требует уничтожить носителей лучшего знания вместе с ним самим.

Если ставить вопрос на такое голосование, Колумб не должен был открывать Америку. Ее вообще запрещено открывать. Перед нами, как положено, вуаль. Вопрос ставится на голосование тех, кого он касается непосредственно здесь и сейчас. Инки, ацтеки, возможные конкистадоры. Кого больше? Кого сильнее касается?

А теперь смотрим вдолгую. Левые сторонники Ролза полагают, что максимизируют счастье людских существ. Измеряется это, вероятно, в человеко-часах существования, признаваемого сносным. В каком сценарии – открытой или навсегда закрытой Америки – этого в итоге больше? Оберегая инков и ацтеков XVI века, мы приговорили бы к нерождению сотни миллионов людей. Главное, что принесли европейцы на континент, – знание и технологии. Они, в свою очередь, подняли плотность населения в разы и на порядки. А «совокупное счастье» – это прямая функция от общего числа существ и косвенная от их знаний, так ведь?

И это не единичный пример.

Почти любой прорыв знаний можно поставить под вопрос и отменить, потому что большинству это не понравилось бы.

Это связано с асимметрией, как только появляется новый пирог, от него откусывают не все. А многие еще и теряют заначку в виде старых сухарей. Психологически боль потери по модулю всегда сильнее, чем радость выигрыша. Если заранее не понятно, где я, то унесите пирог обратно. Деды на сухарях жили, и мы проживем.

Если смотреть шире, большинству не понравилась бы эволюция в целом.

Если я пока непонятно кто, то естественный отбор – это то, где меня, скорее всего, не выберут. Отмените это, пожалуйста. Вечная стагнация – предел, к которому стремиться модель.

Стагнация означает, что совокупное счастье как базовый параметр оптимизации пролонгированной системы – пошло к чертям. Численность популяции, сложность психики, инструментальная мощь – все это выброшено как цели, если выброшена эволюция. Чтобы завтра здесь жили сложные существа, чтобы их было много, чтобы они жили долго и счастливо – сегодняшним существам должно быть иногда неприятно, а некоторым должно быть смертельно. А если важнее всего счастье неандертальцев, планета обойдется без кроманьонцев. Мы достаточно в себе уверены, чтобы хотеть быть последними людьми на земле?

Это глобальная картинка, но то же самое будет и на локальной. С победой социалистической аксиологии неизбежно должно замедляться развитие. Оно слишком жестко, слишком похоже на конкуренцию и отбор, чтобы отвечать текущей выгоде большинства. В моменте большинство, скорее всего, обрадуется, если изъять ресурсы у тех, кто смог их аккумулировать, и пустить на общее потребление. Сначала будет карнавал, равенство, братство, а потом начнутся проблемы. Через десять лет карнавала будет меньше, чем было до начало эксперимента. Через сто лет, если линию проводить упорно, потомки социалистов окажутся в существенно худшем мире, чем могли бы оказаться. При этом в каждый отдельный момент – решения принимались бы либо к прямой выгоде, либо к ощущению выгоды у большинства. Прижать спекулянтов, усилить надзор и прочее, что оно так любит. Чем-то это напоминало бы наркоманию: занять кайф у будущего под процент. Давайте не обольщаться, социализм – это наркота. По крайней мере в аксиологическом смысле.

Допустим, договорились: равенство – это не справедливость. Можно даже слитно: равенство – это несправедливость. А справедливость это соответствие, но здесь надо уточнять. Чему именно соответствие? При разных правилах социальных игр у нас будут разные чемпионы.

Самый простой вариант: справедливость – это распределение ресурсов и благ в соответствии с правилами, максимизирующими общий выигрыш.

Бери сколько угодно, если правила не нарушены, – все твое по справедливости. То есть нам важно не сколько у тебя популярности или денег, а с помощью каких процедур это получено.

Умеренный левак обычно смотрит содержательно (неумеренный – убежден, что лучшее деление поровну, но пусть он останется в скобках). «Вот этот имеет большие заслуги перед обществом, ему причитается миллион, а вот этому – многовато будет», – он говорит так, как будто у него в руках есть прибор для измерения заслуг. Поднес к фигуранту, и высветились циферки на табло: «Заслуженный человек на 64,5 балла. Ого, да это машина с мигалкой и две дачи!» Поднес к другому: «Так, всего 13,2 балла. Не многовато ли товарищу жилплощади?» Вместо заслугометра используются, в лучшем случае, произвольные догадки о пользе обществу, в худшем – личная симпатия и антипатия, еще хуже – личная корысть (в таком мире, если хочешь что-то присвоить, всегда легко обосновать почему). Обычно сторонники подхода не могут договориться даже между собой. Достаточно ли важен гандбол, чтобы гандболистам давать квартиры? Или сначала все-таки метателям копий? Или многодетным? Или… Сторонник формального подхода (к коим мы относим себя) смотрит на это с болью (если у него плохое настроение) или со смехом (если настроение хорошее).