Философ в мире - [70]

Предлагая свой вариант анализа первого уровня абстракции, католический мыслитель говорит о неспособности современного научного знания к онтологическим обобщениям, с тем чтобы наделить этой ролью умозрительную философию природы. Он сетует на то, что проблемы науки особенно осложнились в XX в. в связи с изменением способов, форм научного поиска. В чем же видятся Маритену основные черты произошедших изменений? «Во-первых, кризис роста современной физики, направляя науку по совершенно другому пути, освободил ее от многих псевдодогм и псевдометафизики, и особенно от материализма физиков викторианского века», как говорил Эддиштон, с их претензией объяснить когда-нибудь сущность тел согласно механистическому детерминизму и даже понять смысл каждого явления в мире. Этот кризис сделал понятие физики о себе более четким. Во-вторых, в то же время значительная работа была закончена теоретиками науки, логиками и методологами. Наконец, этот кризис не только не уменьшил догматические претензии экспериментальной науки, он глубоко трансформировал работу и методы разума; он научил разум типу радостной свободы, «новой и ужасной свободе», повторяя слова Достоевского в несколько другом смысле. И, как бы в качестве компенсации, была развита определенными теоретиками тенденция систематической интерпретации, налагающая твердые правила и ищущая логического пуризма. Я имею в виду логиков Венской школы».(Maritain J. Science, Philosophy and Faith.// Philosophy and Science as Modes of Knowing. N. J., 1969. P. 22–23.)

Действительно, развитие науки уже на рубеже XIX–XX вв. специфично крутой ломкой, казалось бы, незыблемых ранее представлений, мировоззренческих оснований ряда фундаментальных дисциплин. Более невозможными оказались для принятия на веру положения механистического, материалистически-редукционистского плана. Наука стала предметом пристального внимания логиков и методологов. Сами же ученые почувствовали ту «новую и ужасную свободу», которая остро поставила вопрос о лимитах научного знания. Маритен полагает, что на него в целом верно ответили представители логического позитивизма Венской школы. Верификационистская модель естественнонаучного знания снимает, на его взгляд, неоправданные устремления ученых к решению вопросов, которые запредельны их компетенции, анализу вторичных причин. Правда, логический позитивизм, на его взгляд, отнюдь не смог предложить продуктивного подхода к развитию научного знания, который целесообразно заимствовать у ведущих представителей французского неорационализма Г. Башляра и Э. Мейерсона.

Разумеется, нельзя отнять у ученого права на мировоззренческие обобщения, создание той или иной картины мира, синтезирующей данные конкретных дисциплин, выдвижение определенных норм и идеалов знания, обоснование тех или иных форм и методов постижения объекта. В реальной жизни культуры наука опирается на иные формы освоения мира, включая и философию. Итоги деятельности ученых получают философско-мировоззренческую интерпретацию, становятся культурным достоянием. Вряд ли бы Маритен стал возражать против этих очевидных моментов существования науки как феномена культуры. Его лишь интересует обнаружение границ научного знания как такового, тех лимитов, форсируя которые ученый принимает на себя роль мыслителя-философа. Они действительно существуют, на что справедливо указал К. Поппер. В данной связи Маритеном движет отнюдь не только стремление установить истину о возможностях науки как таковой, но и заранее поставленная задача восстановления в своих правах томистской философии природы, которая утратила кредит доверия.

Невозможность реставрации натурфилософии как поглощающей все науки о природе вполне очевидна для католического автора. «Для античности анализ, который мы позже назовем онтологическим типом, поглощал все другие виды. И это продолжалось в средние века вплоть до семнадцатого столетия.(MaritainJ. On the Philosophy of Nature. N.J., 1951. P. 35.) В XVII–XVIII вв. физико-математическое знание ошибочно принимается за некую философию природы, идет становление механистического взгляда на природу. XIX век, согласно Маритену, рождает финальное торжество позитивистского мировоззрения, подготовленного дискредитацией механицизма, отказом науки от титула философии, кантовским утверждением о непостижимости для науки «вещи в себе». С конца прошлого столетия и вплоть до наших дней идет финальный этап кризиса философии природы.

В современной западной философии, констатирует Маритен, наметилась определенная тенденция реабилитации философии природы, инициатива которой, как это ни парадоксально, исходила от представителей позитивизма. Католический философ высоко оценивает высказывание П. Дюгема о том, что в позитивизме есть место для философии природы как качественной интерпретации математического естествознания. Согласно его мнению, натурфилософское движение связано с появлением типа мысли, который он именует рефлексивной метафизикой, созданной усилиями Брюгшвига и Бергсона. Важным симптомом возрождения интереса к философии природы он называет и усилия феномено-логов в данной сфере. Таким образом, реальная тенденция построения критической онтологии, присутствующая в западной философии, предстает аргументом в пользу установки на возрождение томистской натурфилософии.