Филипп Август - [89]

Несмотря на потери, понесенные ими, на кровавые проломы, произведенные рыцарем Куси в их рядах, они все еще превосходили их численностью. Только один раз они остановились, чтобы снова сразиться с врагами и отбросить их. Это было в том месте, где началась битва.

Тут оправлялся под тенью высокого дерева рыцарь, которого сразил Куси первым ударом своей секиры. С трудом дотащившись до дерева и уже обезоруженный, там лежал Гийом де-Ла Рош-Эймон.

Его оруженосцы поспешили поднять его, посадить на лошадь и, поддерживая с обеих сторон, постарались увезти в более безопасное место.

– Ха-ха-ха! Какого урода из себя корчит красавец Гийом! – закричал Галлон с вершины дерева, насмехаясь над бесполезными усилиями несчастного рыцаря.

Вместе с этим шут швырнул ему в голову одну из его же железных перчаток. Перчатка попала в лоб и ранила Эймона. Галлон, увидев текущую кровь, опять зашелся громким смехом.

Возмущенные такой жестокостью, нормандцы хотели отомстить. Но не успели, потому что Куси, подкрепленный всадниками, выехавшими из замка, опять устремился на них.

Отступление обратилось в бегство. Нормандцы бросились врассыпную, и Куси, подстрекаемый желанием отбить у них Гийома де Ла Рош-Эймона, увлекся преследованием до такой степени, что далеко переступил за французские границы.

Однако настигнуть врага он не смог и вынужден был вернуться. Тут только, присоединившись к отряду, он узнал графа д’Оверня, с раной на голове, из которой струилась кровь.

– Ах, Тибо, наконец я опять с тобой! – воскликнул Куси, сжимая графа в объятиях.

– Ты ли это, Куси? Как ты сюда попал? – спросил Тибо с удивлением.

Он долго вглядывался в лицо друга сквозь его пробитое забрало.

– Ах, Куси, с тех пор как мы с тобой расстались, я жестоко страдал, – продолжал граф д’Овернь, печально покачав головой. – И какое странное это было страдание: жгучий жар пустынного солнца, мертвящая холодность Агнессы, когда я передавал ей поручение от отца…

– Э! – воскликнул Филипп, – так вот оно что!.. Но не лучше ли поискать убежища, где можно отдохнуть, – продолжал он, вспомнив, что переодет. – А вам, сир рыцарь, мы обязаны искренней благодарностью, – сказал он, обратившись к начальнику дворцового отряда. – Ваше подкрепление подоспело как нельзя кстати.

– Я только исполнил свой долг, – возразил рыцарь. – Дама, искавшая убежища в замке, известила меня о происходившей битве, и мне ничего другого не оставалось, как только помогать французам в борьбе с нашими врагами.

– И надо отдать вам справедливость, долг свой вы исполнили хорошо, – отвечал король.

Отведя рыцаря в сторону, он сказал ему вполголоса несколько слов, от которых тот вздрогнул. После этого оба подошли к Куси, который объявил им свое имя, и в коротких словах пояснил последние происшествия, рассказав, как он издалека узнал Алису дю Мон под охраной Гийома де Ла Рош-Эймона, и будучи извещен о том, что этот рыцарь только силой или хитростью принудил молодую особу следовать за собой, прибег к военной хитрости, чтобы напасть врасплох на провожатых и освободить Алису.

– Сир де Куси, – произнес король, внимательно выслушавший рассказ. – Нам очень приятно узнать от вас эти обстоятельства, но мы заранее были уверены, что ваш меч может быть обнажен только за правое дело. Для этого достаточно знать ваше имя. Если вы, как можно угадать из ваших слов, направляетесь в Париж, то и я попрошу позволения сопровождать вас. Я осведомлен уже, что освобожденная вами дама находится в безопасности в этом замке. Но как ни сильно ваше желание видеть ее, я думаю, что трудно было бы его исполнить: по воле королевы ни один мужчина не допускается во внутренность замка.

– Воля королевы всегда для меня священна. Однако я считал бы за счастье, если бы можно было объяснить этой даме, по какой причине я совершил нападение на ее провожатых. Я это сделал только в уверенности, что ее обманом вызвали из замка Мулино, где ее оставил отец.

– Я постараюсь, сир де Куси, – заявил начальник отряда, – представить их светлости ваши действия в настоящем виде, если это понадобится. О вступлении же в замок нечего и думать. Впрочем, так как королева оставит, вероятно, молодую даму у себя, как залог верности ее отца, и так как заключение будет не очень строго, то храбрый рыцарь, с этим умыслом прибывший из Парижа, вероятно, без труда получит позволение сопровождать пленницу на прогулке.

Куси покраснел и, давая другой оборот разговору, сказал:

– Тем менее я могу на этом настаивать, что я еду в Париж для передачи королю очень важных известий.

– Неужели? – воскликнул Филипп Август, но тотчас же обуздав волнение, продолжал: – А можно ли сообщить эти известия постороннему?

– Сир рыцарь, такого рода известия сами собой скоро распространяются, причем очень стремительно. Однако королю я должен сообщить их прежде, чем другим… Но кровь из твоей раны, Тибо, не перестает течь, – вдруг перебил себя Куси, с испугом заметив это обстоятельство и повернувшись к графу д’Оверню. – Позволь моему пажу остановить кровь и перевязать тебе рану.

– Нет, Куси, нет, – отвечал Тибо, все время стоявший на ногах, прислонившись к дереву. – Это кровотечение облегчает меня. С каждой каплей, падающей с моего лба, гаснет, как мне кажется, огонь, прожигавший мозг. Мой рассудок помрачался, Куси, и я теперь припоминаю, какие в своем помешательстве совершал я безрассудные поступки… Я оскорбил этого храброго рыцаря… Простите ли вы меня, сир рыцарь? – спросил Тибо, подходя к Филиппу и протягивая ему руку.