Филипп Август - [30]

Королева говорила спокойным и твердым голосом, только блеск ее глаз и пылающие щеки выдавали жестокое волнение, терзавшее ее сердце.

– Однако позвольте, ваше величество… – начал Герен.

– Я не вправе слушать вас долее, – сказала королева с достоинством и энергией, которых нельзя было ожидать от свойственных ей кротости и застенчивости. – Я приняла решение, и оно непоколебимо. Но я чувствую себя нехорошо, – промолвила она, вставая с места и бледнея, – мне хотелось бы остаться одной.

– Еще одно слово, умоляю вас, – сказал Герен почтительно.

– Мне дурно, прошу вас, позовите моих дам, – возразила королева, заметно побелев и покачнувшись.

Герен хотел повиноваться, но увидев, что королева зашаталась, вовремя подхватил ее. Агнесса, пережив жестокий удар, упала в продолжительный обморок, подобный смерти.

Испуганный Герен созвал фрейлин и, передав королеву им на руки, удалился в сопровождении пустынника, невольно удивляясь кротости и твердости, которые выказала молодая женщина при столь жестоких обстоятельствах.

– Что же вы теперь посоветуете мне, Бернар? – спросил Герен, останавливаясь на последней ступеньке крыльца.

– Ничего более, сын мой, если ты не желаешь подвергать бесполезной пытке эту несчастную женщину. Она непреклонна в своей решимости, а так как у меня никогда не было наклонности раздирать сердце ближних, то я не хочу более вмешиваться в это дело. Прощай, я отправлюсь в замок Куси-Маньи, где меня ожидает молодой безумец, которому я спас жизнь, чем, боюсь, не оказал ему большой услуги.

– Но, почтенный отец, не пешком же вы отправитесь туда! Дорога дальняя, а у меня в конюшне найдется лишний лошак к вашим услугам.

– А отчего же не пешком? – возразил старик. – Наш Спаситель тоже ходил пешком, когда сошел на землю для нашего спасения, а ведь мы не стоим его, монсеньер.

Глава VIII

В те времена леса Куси-Маньи простирались по холмам, долам и равнинам. Ныне леса заменены полями, виноградниками и лугами, и солнце проливает свои лучи на землю, некогда затененную непроницаемой листвой столетних дубов.

По этому лесу проходили, пересекаясь, две дороги, а от них по всем направлениям разбегались бесчисленные тропинки, образовывая настоящий лабиринт; между ними вздымались дремучие дебри, куда, похоже, не ступала нога человеческая и где существовали надежные, почти недосягаемые пристанища для беглых солдат и разбойников.

В одно прекрасное июльское утро вдоль проложенной дороги шел один человек. Быстро оглядевшись вокруг, он вдруг повернул на тропинку, ведущую в самую чащу. В руках у него был арбалет, тогда еще новое изобретение, и он с таким вниманием осматривал кустарники, что его можно было принять за охотника, отыскивающего следы серны.

– Проклятые дуралеи! – пробормотал он, внезапно остановившись в большом замешательстве. – Что мешало получше ломать ветви для обозначения своего логовища. Ну как тут их отыскивать? А, вот она!

Внимательно осмотрев надломленную ветку, листья которой уже завяли и конец которой касался земли, он свернул с тропинки прямо в лес, при этом бдительно и осторожно осматривая каждый куст, и всякий раз поворачивал направо, как только встречал надломанную ветку. Вскоре он дошел до места, где этот сигнал несколько раз повторялся. Тогда, вынув из-за пояса свисток, он извлек из него отрывистый и резкий звук.

Издалека донесся такой же ответ. Незнакомец опять свистнул, и снова получил отклик, но гораздо ближе. Скоро в зарослях послышались шаги, и чей-то голос крикнул:

– Ты ли это, Жоделль?

– Я, – был ответ.

В ту же минуту появился мужчина, наряд которого тотчас обличал беглого солдата. В руках он держал лук, а вокруг пояса висело у него множество стрел и разнородных кинжалов всякой величины, доходя до широкого и длинного ножа, употребляемого крестьянином.

Грудь дезертира защищал панцирь, правда заржавленный и поломанный в некоторых местах, но все еще достаточно крепкий, чтобы выдержать удар меча. На голове у него был железный шлем, который он из предосторожности так утыкал листьями, что издали его нельзя было отличить от кустарников.

– Поспешай же, Жоделль! – воскликнул он. – Все наши товарищи собрались на привал, тебя поджидают уже больше часа. Хорошие ли вести принес ты нам? Перерезал ли ты горло Куси или напал на туго набитый кошелек? Это было бы очень кстати, а то пост наш изрядно затянулся.

– На привале объяснюсь, – сухо отвечал Жоделль.

Он махнул товарищу рукой, чтобы тот шел вперед и указывал дорогу.

Привал обнаружился на вырубленной прогалине, вокруг которой были построены шалаши, в числе достаточном, чтобы приютить до трехсот человек. Все эти люди собрались здесь, и просека представляла собой оживленную картину.

Разбойники разбились на отдельные группки: одни упражнялись в стрельбе из лука, в метании копья, другие занимались подвижными играми. Некоторые сидели у шалашей, точили мечи или вырезали луки. Остальные валялись на траве, предпочитая, по-видимому, наслаждаться совершенным бездействием тела и души…

Появление Жоделля произвело переполох. Все разбойники, за исключением небольшой части, остававшейся в стороне, сбежались навстречу и здоровались с ним.